«Это царь пагубы, как мы можем доказать, открыто заявляет, что мир обольщен тремя обманщиками – Иисусом Христом, Моисеем и Магометом. И двое из них умерли в почете, а один на кресте. Мало того, он утверждает, что только дураки могут верить, будто девственница могла родить от Бога творца вселенной. Он говорит наконец, что человек должен верить только тому, что может быть доказано силой вещей или здравым смыслом». Одновременно из Рима пришло известие о том, что папа освободил итальянцев от присяги императору и ввел войска в сицилийское королевство. Фридриху пришлось спешно вернуться в Европу и улаживать свои отношения с папой. Высадившись в Бриндизи, он нанес несколько поражений папским отрядам. Несмотря на призывы бороться против врага веры и церкви, папа не получил поддержки от европейских монархов. И ему пришлось подчиниться. Между ними был заключен мир в Сан-Джермано, по которому Григорий IX освобождал Фридриха от церковного отлучения.
После отъезда Фридриха из Палестины, оказалось, что христиане не могли себя чувствовать в безопасности. Иерусалим был со всех сторон окружен мусульманами, которые часто нападали на пилигримов, а порой врывались в город. В качестве иерусалимского короля Фридрих оставил Конрада, своего малолетнего сына, рожденного от Изабеллы. Опекуном его и наместником Иерусалима был назначен граф Эд Монбельярский.
Иерусалим
– Так что вы не поделили с католиками? – спросил Егорка у Фомы.
Они сидели на открытой веранде, то есть под навесом небольшой закусочной, выходящей на площадь, на противоположной стороне которой находился храм гроба Господня Христова. Этот факт преисполнял монаха особого благоговения. Поэтому он приканчивал второй кувшинчик вина. После того, как им удалось нагнать корабль и вторично сесть на него, капитан сделал лишь одну остановку в Бакинском порту. Корабль простоял там весь день. Егорка сошел на берег и пропадал где-то весь день. Фома, который наотрез отказался сходить на берег, стал уже беспокоиться ввиду его долгого отсутствия. И был рад, когда увидел его поднимающимся на борт. Егорка принес с собой корзинку, в которой была большая стопка кутабов с различной начинкой – с зеленью и мясом, и люля- кебаб завернутый в лаваш.
– Ешь, – сказал он монаху.
– Вот, спасибо, – обрадовался монах, – а вина не было?
– Может и было, да только я не купил
Он тяжело вздохнул, глядя на город, остающийся за кормой. Он с тревогой думал о том, что стало с Ладой, Али и Йасмин. На базаре угольщиков он доподлинно выяснил, что и Нахичеван, и Байлакан, а также Гянджа, Шамхор, Товуз, Гардман и другие города Азербайджана, разорены монголами. В Ширване монголов еще не было, но в Баку с тревогой ожидали их появления. Только сейчас Егорка понял, что встреча с монахом была предопределена и ему следует сопровождать его в Иерусалим. Он сказал об этом монаху и обрадовал его. Потому что о лучшем товарище тот мечтать и не мог.
– Тебе зачтется, вот увидишь, – клятвенно пообещал монах, упихивая угощение за обе щеки. Егорка, поставив Фоме одно единственное условие, что его миссионерская деятельность не будет распространяться на него. Монах пообещал и всю дорогу держал слово, но в Иерусалиме, увидев храм Гроба Господня, не выдержал и стал рассказывать о разногласиях в лоне христианской церкви. После Баку они без приключений добрались до Персии и далее, присоединяясь, то к одному, то к другому торговому каравану, прибыли в Палестину. Фома не пил всю дорогу, но, увидев храм, до того расчувствовался, что за обедом потребовал вина, заявив, что факт благополучного прибытия следует отметить.
– У нас есть некоторые разногласия, – добродушно сказал Фома.
– Например?
– Например, они носятся с непорочным зачатием девы Марии, как с писаной торбой. А мы этот догмат не признаем.
– Вот как, – заметил Егорка, – это очень интересно. Нельзя ли поподробнее.
– Рождество Христа было так, – неохотно сказал Фома. – Когда Иосиф обручился с Марией, матерью Христа, оказалось, что она уже беременна.
Монах сделал паузу и, видя, как повеселели глаза Егорки, строго добавил, – от Духа Святаго.
– Любопытно, и что же было дальше.
– Иосиф, буде человеком праведным, и не желая предавать это дело огласке, решил отпустить ее.
– Какое благородство, – заметил Егор.
Не обращая на реплику внимания, монах продолжил:
– Тогда во сне явился ему ангел и сказал: «Иосиф сын Давида, не бойся принять Марию, ибо дитя в ее чреве от Духа Святаго». Проснувшись, Иосиф женился на Марии и не знал ее, пока она не произвела дитя.
– Напрасно он так поступил, – сказал Егор, – теперь уже ничего не докажешь. Он бы мог взять ее и убедиться в том, что зачатие было непорочным.
Монах развел руками.
– А вы, православные, значит, считаете, что Дух Святой лишил таки Марию целомудрия?
– Ну, как бы да, – неопределенно ответил Фома, – но не любим мы об этом говорить. Просто не согласны мы с ними. И все тут. Хотя, подожди. Ты меня совсем запутал. Речь идет не о непорочном зачатии Христа, с этим-то как раз мы не спорим. Свят, свят, – монах стал истово креститься. – Вот так пытаешься нехристя образумить, а сам поневоле греховные слова говоришь. Речь идет о непорочном зачатии матери Богородицы, девы Марии. Она за страдания Христа освобождена от первородного греха изначально. Понятно тебе?
– Нет.
– Чего тебе непонятно?
– Кем освобождена?
– Католической церковью.
– Зачем?
– Чтобы освободить ее от тяжести первоначального греха. Человечество искупает первородный грех тем, что все старятся и умирают…
– Да, да, это я знаю, – перебил его Егорка, – теория Анаксимандра. Я же тебе рассказывал – все вещи каким-то незаконным путем, вырвались из лона природы и за это терпят наказание путем тлена и превращения в прах. Только иудеи облекли это в художественную форму. Почему вы признаете непорочное зачатие Христа и не признаете это за его матерью. И вообще, что вы носитесь с этим. Если бы вы об этом не говорили, то вас бы никто и не спрашивал. Потому что для остального человечества – это совершенно естественно. И только монахам это не дает покоя. А всему виной – обет безбрачия, который вы на себя накладываете и поэтому ни о чем другом уже и думать не можете, кроме как об отношениях между мужчиной и женщиной.
– Я не буду с тобой спорить и убеждать тебя в обратном, – раздражаясь, сказал Фома. – Потому что тебе, нехристю, этого все равно не понять. Ты спросил. Я ответил.
– Так это единственное противоречие между вами?
– Нет, не единственное. Еще мы не признаем догмат о чистилище.
– В смысле помыться.
– Нет, не в смысле помыться, а в смысле очиститься. Они считают, что между адом и раем, существует место, где души умерших, в ожидании своей судьбы, проходя через разного рода испытания, могут очиститься от неискупленных ими при жизни грехов. А также при помощи молитв о них и добрых дел их близких, оставшихся на земле. Духовенство в силе сократить их срок пребывания в чистилище. Также оно за счет благочестивых христиан накапливает запас благодати, которое может перераспределять, отпуская другим грехи, в том числе и за деньги, индульгенции.
