Фома встал. Попрощался с Али, а Егорке сказал:
– Спасибо тебе, земляк, за помощь. Без тебя мне было бы нелегко сюда добраться. Я думаю, что Христос воздаст тебе за то, что ты помог рабу Божьему, пренебрегши делами своими. А я буду ждать, когда ты дозреешь, и я с радостью приму тебя в лоно истинной церкви. Не знаю, свидимся ли, я иду в храм, а значит, моя цель достигнута.
– Я рад за тебя, – ответил Егор. – Будь здоров.
– Счастливый человек, – сказал ему вслед Али. – Как мало ему нужно.
– Он монах, – заметил Егор, – если долго умерщвлять свою плоть, то и от души мало что остается.
– Они считают иначе, – возразил Али.
Егорка пожал плечами. Расул крикнул кого-то из дома, вышел мальчик лет десяти и запер за ним дверь.
Расул отвел монаха к храму Гроба Господня и оставил его во дворе, где, несмотря на сгустившиеся сумерки, все еще было многолюдно.
– Стой здесь, – сказал он по-гречески, – делай вид, что молишься, я вернусь за тобой.
– Зачем же делать вид, я помолюсь, – возразил Фома. – А скажи мне, добрый человек, а это, что за дом, возвышающийся против храма.
– Это мечеть Омара, – ответил Расул.
Фома понимающе кивнул ему вслед, хотя не знал, кто такой, этот Омар.
– Видно, достойный человек, раз его дом построен рядом с храмом Христовым.
Расул хмыкнул и оставил монаха.
Все больше темнело, и паломники покидали небольшой дворик между мечетью и церковью. Вскоре Фома остался во дворе один. Он торопливо шептал молитву, опасаясь, что появится старик и прервет его. Впрочем, так оно и вышло. Из дверей храма вышел Расул, рядом с ним был еще какой-то человек. Они коротко переговорили, и человек, не спеша, пересек двор и скрылся. Расул поманил Фому. Монах приблизился.
– Это был настоятель, – сказал он, – я не стал сейчас говорить ему о тебе. Мало ли, вдруг заартачится, а девать мне тебя некуда.
– У меня как раз дело к нему, – сказал Фома.
– Вот завтра и поговоришь о своем деле, входи.
Фома, замирая от счастья, вступил в храм. На алтарях все еще горели свечи.
– Разве он их не гасит? – поинтересовался монах.
– Гасит, когда трезвый уходит, сегодня, видно лишку перебрал. Тебе же лучше. Все не так страшно будет, пока заснешь.
– Верно ли, что здесь нисходит огонь с небес? – задыхаясь от волнения, спросил Фома.
– Верно, и я не раз был этому свидетель.
– И вы после этого не уверовали в Христа?
– Отчего же, я верю в Христа, он один из почитаемых нами пророков.
– А как это происходит?
– Кто ж его знает, этого никто не видит. Патриарх закрывается в ризнице, а потом выходит оттуда с горящим пламенем в руках.
Расул пожал плечами:
– Я тут этих чудес насмотрелся. И хромые ходить начинают, и слепые прозревают. Одна женщина забеременела от святого духа.
Расул достал из неприметной ниши в стене свернутый тюфяк.
– Постели где-нибудь повыше, на ступенях. А то здесь крысы бегают по ночам.
– Ну что вы, я спать не собираюсь.
– А что же ты собираешься делать ночью?
– Бодрствовать, молиться, думать о сыне Божьем, – ответил Фома.
– Дело твое. Я запру тебя, – сказал старик, – выпущу утром до прихода настоятеля. Вообще-то мы с ним ладим.
После этого старик удалился.
Храм гроба Господня
Лязгнул замок, и Фома остался один. Чувство благоговения, с которым он вступил в храм, вскоре исчезло. И ему, хотя он стыдился себе в этом признаться, стало как-то не по себе. Он походил немного по храму, не отходя, впрочем, далеко от горящих свечей. Каждый шаг его отдавался где-то в недрах помещения слабым эхом. В голову лезло все что угодно, только не мысли о Боге. В мыслях он почему-то все время обращался к Егорке, при этом, испытывая какое-то смешанное чувство обиды и ревности. Уж больно равнодушно он с ним простился, переключив свое внимание на старого друга. Фома полагал, что длительное совместное путешествие должно было вылиться в более чувственное прощание.
– А что с нехристя возьмешь, – тяжело вздохнув, глубокомысленно заключил монах.
Он поднялся на Голгофу и присев на корточки, потрогал скалу. Здесь, на этом месте был распят, а затем воскрес сын Божий Иисус Христос. Ему вдруг в голову пришла дерзновенная мысль – лечь спать прямо здесь, на этой скале. Недолго поколебавшись, он сходил за постелью, лег и долго ворочался на комковатом тюфяке, пока сон не взял его. Впрочем, длилось это недолго. То есть, он заснул и тут же проснулся, словно, кто-то взял его за руку. Он дернул рукой, помня, что в храме никого нет, и, вероятно, это крыса задела его хвостом. Но следом послышался негромкий говор, смешок, и он, леденея от ужаса, разобрал обращенные к нему слова:
– Вставай Фома, не бойся, это не крыса, это я.
Монах, с превеликим усилием оборотил негнущуюся шею и увидел стоящего надо ним человека. Он улыбался ему и протягивал руку. Фома почувствовал, как уползает страх и становится тепло в животе. В церкви было гораздо светлее, очень светло. Источник света был неясен, поскольку все свечи на алтаре давно уже выгорели.
– Вставай, – повторил человек, – не спи здесь. Он этого не любит.
– Кто он? – хотел спросить Фома, но вдруг с необычайной ясностью понял о ком идет речь.
– Пойдем, повечеряй с нами, – сказал человек.
Фома не посмел отказаться, поднялся и пошел за ним. Внизу, неподалеку от алтаря стоял невесть откуда взявшийся стол, за которым сидели люди.
– Я Назар, – молвил человек, – остальных ты должен знать. – Матвей, Петр, Симон, Андрей, Фома, твой тезка, Иуда…
– Как Иуда, – встрепенулся Фома, – и вы с ним за стол садитесь?
– Да нет, это другой Иуда, – успокоил его Матвей, – Филипп, Иоанн, Иосиф, Никодим и Лука, а также Иаков, Варфоломей, Иаков Алфеев и Симон Зилот.
– Что-то ты много насчитал, – заметил Фома, – вас же двенадцать было.
– Как тебе это объяснить, – сказал Назар. – Это как с евангелиями, воспоминания писали-то многие, но засчитали только четыре. Нас апостолов было больше ста, но церковь приняла решение о том, что нас было двенадцать.
– А за столом-то и пятнадцати человек не наберется, – заметил Фома.
– Действительно, – обведя взглядом присутствующих, – признал Назар. – Не ходят, прогуливают собрания. Но ты садись, не обращай на это внимание.
– За стол? – зачем-то переспросил Фома.
– Вообще-то мы должны возлежать, как это было в тот вечер. Ты прав, конечно. Мы ужинали лежа, но здесь столько крыс, полы грязные… еще замечания будут?
