– А ты? – спросила Лада.
– Мне все равно. Поначалу я хотел отправиться в путешествие, совершить хадж. Но раз уж так вышло, тем лучше. Не изменить того, что записано в книге судеб.
Лада хотела что-то возразить, но в этот момент вошел тюремщик и заторопил ее.
– Я еще приду, – бросила, уходя, Лада.
Беглый
В городище был базарный день. Здесь не было торговых рядов в привычном понимании этого слова. Телеги, на которых привезли свои товары купцы и крестьяне из окрестных деревень, образовывали сложную геометрическую фигуру, между линиями которой бродили люди, собравшиеся на воскресную ярмарку. Всюду шла бойкая торговля: кожей, полотном, хлебом, просом, гречихой. На прилавках в изобилии лежали также мед, меха лесных зверей, деревянная посуда, различная утварь, седла, сбруи, и многое другое, что невозможно перечислить. Среди толпы выделялся высокий, плечистый человек. Он не был похож на смердов в худых зипунах, с волосами, стриженными под горшок по деревенской манере. Его лицо обрамляла русая, аккуратно подстриженная бородка, длинные волосы были сплетены в косичку и схвачены у затылка кожаным ремешком. О роде его занятий можно было догадаться – это был охотник. Несмотря на по-весеннему погожий день, на нем был заячий полушубок, который он в зависимости от погоды, мог носить мехом внутрь или наружу. На голове лисий треугольник, порты и онучи на ногах. Через плечо у него была перетянута переметная сума. Он подошел к торговке солью, купил мешочек и бросил в сумку. Охотник двигался по рядам, покупая необходимые ему вещи не торгуясь. С церковной колокольни донесся набат. Торговка, немолодая женщина, прибрав монеты, стала истово креститься. После сказала своему соседу, указывая на спину уходящего покупателя:
– Ишь нехристь, гляди Мотька, даже лба не перекрестил.
Ее слова услышал неприметный мужичонка, из тех, что слоняются на рынке без дела, смотрят товар, щупают, мнут, но ничего не покупают. Он встрепенулся и стал глядеть на «нехристя», в тот момент, разглядывавшего наконечники стрел. Наконец, словно что-то решив для себя, он торопливо ушел. Через некоторое время к базару подъехали несколько всадников. «Гля, гля, сам пожаловал», – поплыл испуганный шепоток по рядам. Это был местный тиун со своей дружиною. Давешний охотник, увидев всадников, весь как-то подобрался и попытался затеряться среди базарной толпы. Но это ему плохо удавалось, ибо его богатырскую фигуру было видно отовсюду. Тиун коротко распорядился, и двое из пяти дружинников спешились и направились к охотнику, расталкивая людей на своем пути, ни с кем не церемонясь. Охотник видел их, и уже понял, что они идут к нему. Но выбраться из толпы уже не мог. Недавнее желание затеряться в ней – было ошибочным, не помогло и лишило его маневренности. Он сделал вид, что разглядывает плетенные ивовые корзины, когда они подошли.
– Пойдем, ка, – сказал один из дружинников, беря его под локоть. – Посадник с тобой потолковать хочет.
– На что ему со мной толковать? – спросил охотник, оттягивая время и лихорадочно соображая как поступить.
Второй подступил с другого бока, говоря:
– Давай, давай смерд, воевода ждать не любит. Иди по-доброму, не жди, пока разгневается. Ложи корзину.
– Ладно, – покладисто сказал охотник.
Он повернулся, чтобы положить корзину на телегу. Но вместо этого, ловко и неожиданно надел ее на голову дружинника, да дернул так, что плетеная ручка, ободрав ему нос, оказалась под горлом. Второй дружинник принялся выворачивать ему руку, крича: «а ну подмоги, вяжи его, братцы». Но базарный люд не торопился на подмогу. Охотник свободной левой рукой нанес ему страшный удар под дых. Отчего дружинник, задохнувшись, упал на колени. Первый дружинник к этому моменту освободился от корзины, и потянулся за плетью, но тут же получил удар в голову. Охотник, бросив сумки, перемахнул через одну телегу, другую, выбрался из базарной толчеи, и побежал в сторону реки, за которой начинался лес. Но уйти от всадников ему не удалось. Куда человеку против лошади. Тиун с тремя оставшимися дружинниками быстро догнали его и обнажив мечи, вынудили остановиться.
– Вяжи его, ребята! – приказал воевода.
Когда связанного и избитого охотника привели на допрос. В палате сидел за столом дьяк, двое стражников стояли по бокам
– Развяжите, – приказал дьяк.
– Лучше не надо, – возразил один из конвоиров, – здоров бугай, когда брали, насилу сладили.
– Ладно, – согласился дьяк.
Он макнул перо в чернильницу и стал задавать пленнику вопросы. Охотник без утайки отвечал: кто таков, откуда, чей холоп, сколько лет. Покладистость узника вызвала у дьяка даже некоторую симпатию. Он поглядывала на него с благожелательностью, видя, что с ним не будет особых хлопот. Но, когда дошли до вопроса – в чем виноват, – дело встало. Дьяк быстро осерчал и повысил голос, пытаясь добиться у арестанта признания своей вины. Но узник твердил одно – невиновен. Его спокойные ответы, теперь напротив стали раздражать и выводить из себя дьяка.
– Ты что же хочешь сказать, – усмехаясь, говорил он, – что у нас невинных людей ни за что, ни про что на улице хватают и в острог тягают?
Пленник кротко улыбался и не отвечал на провокационные вопросы. В один момент открылась потайная дверь в стене, и в комнату вошли двое людей. При их появлении, дьяк и дружинники кинулись на колени. Это был посадник и его староста. Посадник, тучный человек в алом кафтане, сел на лавку. А староста остался стоять.
– Это он? – спросил посадник.
Староста подтвердил.
– Как зовут? – спросил посадник.
– Егорка, – подсказал дьяк.
– Не тебя спрашивают, – буркнул на него посадник.
– Прости батюшка, – виновато поклонился дьяк.
– Что же молчишь-то, ирод? – воскликнул староста. – Отвечай боярину.
– Так сказано уже, – молвил Егорка, – что же зваться-то попусту, не к добру это. Плохая примета.
Посадник вдруг захохотал, смех услужливо подхватили остальные.
– А ты веселый парень, – отсмеявшись, сказал посадник, – на волоске от гибели, а в приметы веришь. Молодец, люблю таких, может сладим с тобой. Скажешь мне все как на духу, да и отпущу тебя с миром. А не скажешь – пеняй на себя, в яме сгною.
– А чего ты от меня хочешь услышать? – спросил Егор.
Что-то в этом вопросе не понравилось посаднику, задело. В нем была какая-то дерзость, выражавшаяся в том, что смерд говорил с ним, как с равным. Но посадник до поры пропустил это мимо ушей. Он только что отобедал, выпил меда и находился в умиротворенном состоянии. Но спрашивать узника, как собирался поначалу передумал.
– Ну, скажи мне, – обратился он к дьяку, – что за ним, какие грехи водятся?
Дьяк, торопясь, схватил какие-то свои записи, но от волнения, читать не стал, а, сбиваясь, стал говорить по памяти:
– Кличут Егоркой, сын такого-то, из деревни такой-то. Пропал уж несколько лет как, вместе со своей сестрой. Недавно вернулись. Построили большой дом, не хуже княжеского. Работать не хотят, оброк, барщину выплатили за десять лет вперед. На вопрос – откуда деньги, ответить отказались. Сестрица вскорости исчезла. Обо всем было доложено тиуну. Сам смерд изъявил желание откупить себе вольную. Но тиун, почуяв неладное, приказал доставить смерда к себе для разговора. Егорку под конвоем повезли к тиуну, но по дороге он убег. Пойман вчера на рынке, спустя шесть месяцев после побега.
