– Как тебя зовут? – спросила Лада.
– Мариам, – ответила девочка. Она изумленно разглядывала красивую светловолосую женщину, говорившую с ней на ее родном языке.
– Откуда ты? – спросила Лада.
– Из Салмаса, – ответила Мариам.
– А как ты здесь оказалась? – поинтересовалась Лада.
– В двух словах не скажешь, тетя, – грустно молвила девочка.
– Хорошо, – сказала Лада, – потом как-нибудь расскажешь, только не называй меня тетей. Я еще не настолько стара. Зови меня Лада.
– Что вы, вы вовсе не старая, а напротив, молодая и очень красивая.
– Так ты, азербайджанка? – спросила Лада.
Мариам утвердительно кивнула.
– А вы кто? Азербайджанка? – в свою очередь спросила Мариам.
– Почти, – ответила Лада, – вообще-то я русская. Но у меня дом в Нахичеване.
– А вы что здесь делаете?
– Я пленница, – коротко ответила Лада.
Мариам округлила глаза:
– Как и вы тоже?
– Увы. Если у тебя будет свободное время, приходи ко мне, поболтаем.
– Хорошо, я обязательно приду.
Девочка убежала. А Лада проводила ее задумчивым взглядом. Она обдумывала появившуюся мысль. Лада подошла к двери, постучала, а когда ей открыли, заявила охранявшему ее капеллану, что она хочет ухаживать за больными. Угрюмый сторож до того неизменно отказывавший ей во всех требованиях, а требовала Лада – свободы, другой еды, новых нарядов и прогулок по городу – так удивился, что обещал передать ее просьбу гроссмейстеру. На следующий день он сказал, что ее достойная уважения просьба нашла отклик у фра Гэрена, и ей позволено проявить милосердие.
Ладу отвели в больничный покой, где пожилой лекарь спросил ее:
– Что вы умеете делать?
– Ничего, – честно ответила Лада.
– В таком случае будете сиделкой. Побудьте возле этого раненного, он еще не пришел в себя. Как только очнется, позовите меня. Я сделаю ему перевязку.
Ладу отвели к кровати, на которой лежал человек, накрытый простыней.
– А он точно очнется? – опасливо спросила Лада. – А то я боюсь мертвецов.
– Очнется, он не тяжелый.
– А почему он с головой накрыт?
– Чтобы мухи не докучали.
Лекарь откинул простыню с полуобнаженного тела, поправил повязку, вновь закрыл и ушел.
Лада присела рядом и стала ждать. По залу сновали лекари и их помощники, разнося лекарства, повязки, еду и питье. Лада была единственной женщиной в помещении. Поэтому все поминутно оглядывались на нее. Однако, через некоторое время к ее неподвижной фигуре привыкли и уже не обращали внимания. Несколько раз к ней подходил лекарь и проверял пульс у раненого. Через короткие промежутки времени в зале появлялась фигура сторожившего ее капеллана. Удостоверившись в том, что она на месте, он скрывался за дверью. Лада долго сидела, погруженная в раздумья, что было нехарактерно для нее. Ее одолевало беспокойство за Али. Затем все же природа взяла свое. Лада отвлеклась от собственных мыслей. Стала напевать русскую народную песню про добро молодца, которого ждет красна девица. Затем, плавно изменив мелодию, исполнила азербайджанскую народную песню. Потом ее разобрало любопытство, и она собралась, было стащить простыню с лица раненого крестоносца, тут же вообразив себе, что под ней лежит писаный красавец, былинный герой, богатый и родовитый. Который, увидав ее, тут же влюбится в нее до беспамятства и увезет в дальние страны, где она станет его женой и хозяйкой замка. Но в этот момент Лада увидела Мариам, недавнюю знакомую девочку. Та радостно улыбалась и кивала ей. Лада пошла к ней. В дверях ей загородил дорогу капеллан.
– Подышу свежим воздухом, – сказала ему укоризненно Лада. – Нехорошо мне как-то стало. Я на работе, между прочим.
Поколебавшись, капеллан, уступил и позволил Ладе выйти во двор. Недалеко от дверей у стены была скамейка. Мариам усадила на нее Ладу и стала ей рассказывать о себе.
Мариам несколько лет назад была служанкой во дворце Малики-Хатун. До тех пор, пока Шараф ал-Мулк не разграбил ее имущество, захватив в том числе всех ее служанок. В последствии он продал их какому-то еврею-работорговцу, который привез живой товар на крупнейший невольничий рынок в Константинополь, где ее купил богатый христианский паломник в подарок для своей жены. Но не довез до дома. В Иерусалиме в припадке религиозного рвения он пожертвовал ее ордену госпитальеров. Теперь Мариам жила при госпитале и ухаживала за ранеными.
– Мой друг недавно с ней виделся, – заметила Лада.
– С кем?
– С твоей бывшей госпожой.
– С Маликой-Хатун? – удивилась девочка.
– Да, ты ее не любишь?
Мариам пожала плечами:
– Да нет. Она хорошо к нам относилась. Не обижала. Правда, она при живом муже замуж вышла. Многие стали презирать ее после этого. Но мы понимали ее. Муж ее был пьяницей. У них не было никаких отношений. Потом он умер, ее муж. Ты как-то странно улыбаешься. Ты мне не веришь?
– Какое интересное совпадение, – заметила Лада. – Дело в том, что у нас с твоей госпожой был один и тот же муж.
– Как это? – сказала Мариам. – Этого не может быть. Атабек боялся Малики-Хатун и не брал помимо нее других жен. Ведь она была из рода сельджуков.
– После того, как атабек Узбек узнал, что Малика-Хатун вышла замуж за хорезм-шаха, он женился на мне. А через несколько дней умер.
Мариам изумленно смотрела на Ладу, пытаясь постичь сказанное.
– Но ведь атабек был властителем Азербайджана, – потрясенно сказала она, – а если ты была его женой…
– Какое это имеет теперь значение, – сказала Лада. – Собственно, я и раньше не придавала этому особого значения. А теперь-то…
– Все равно, – заявила Мариам.
Во дворе появился монах и закричал:
– Мария, где тебя носит?
– Меня зовут, – сказал девочка, – я еще приду.
Девочка убежала. Лада проводила ее взглядом и вернулась в палату, где вспомнила о своем намерении взглянуть в лицо своего подопечного. Она стянула простынь его лица и, не удержавшись, произнесла одно из тех русских просторечных выражений, которое не подобает вставлять в словесный узор рыцарского романа, в каковой жанр незаметно перетекло наше незатейливое дееписательство. И Раймонд, а это был он, открыл глаза, словно для пробуждения трубадура из беспамятства недоставало именно этого словосочетания. Но Ладе краснеть не пришлось, ибо рыцарь не знал русского языка.
По иронии судьбы Раймонд, после того, как появление конного патруля спугнуло убийц и спасло его от неминуемой гибели, был доставлен в больницу госпитальеров, то есть именно туда, откуда совершил побег. Без всякого умысла со стороны комендантского патруля, ибо в Иерусалиме был только один госпиталь.
