За несколько дней, что корабль шел к островному государству Кипр, легат прикончил все запасы водки, имеющиеся на судне. Сначала он просто требовал ее, а когда запасы капитана кончились, стал обменивать ее у команды на лучшее каппадокийское вино, которое он вез в подарок папе Иннокентию от византийского царя. Каждый день был похож на предыдущий. Секретарь приводил Ладу в каюту прелата, где тот поправлял здоровье. Завязывался разговор, то есть начинался допрос, перетекавший в разговор. Точнее монолог о противоречиях византийской церкви, гневные филиппики в адрес ересиархов. Легат осуждал сочинения и воззрения Абеляра, Итала, Аккомината, Евстратия Никейского, Пселла, армянскую ересь и учение Нила. Рене диву давался, видя как легат, воодушевляясь, все более, разглагольствует перед Ладой, словно он стоял на кафедре перед аудиторией.
– Учение богомилов, – восклицал он, – на самом деле держится на ереси массалиан и евхитов, которые признавали, что в душе каждого человека присутствует демон, которого можно прогнать только определенными молитвами. Они считают, что Бог похож на человека, но сотворен из более тонкого вещества. Бог не от вечности троичен, Сын и Дух произошли от Отца. Таким образом, Сын и Дух, различные проявления Отца – это не троица. Однако у Бога есть перворожденный сын по имени Сатанаил, во всем подобный отцу, восседающий одесную, имеющий власть над миром. Но он надмился властью и пожелал отложиться и увлечь за собой часть духов. Некоторые из них были прельщены его обещаниями, стали на его сторону и были низвергнуты с неба. Сверженный на землю Сатанаил, имея толику творческой энергии, решился создать новое небо и устроить землю по своему разумению. Украсил землю растениями, населил животными. Из глины и воды создал человека, а вода, стекшаяся на землю, приняла вид змеи. Сатанаил, желая воодушевить человека, вдохнул в него свой дух, но рыхлая глина не задержала дыхания, которое передалось змее, и та стала самым мудрым животным. Сатанаил был неспособен дать жизнь созданному им человеку, по его просьбе добрый дух послал из плиромы искру, которая одухотворила созданную им глиняную форма. Точно так же получила жизнь и первая женщина. Таким образом, человек оказался двояким по своей природе, тело получив от злого ангела, а душу от доброго духа….
Чем заканчивалась космология богомилов Лада не узнала, поскольку через пять, десять минут после начала речи, пленница уносилась в своих мыслях, теряла нить повествования и возвращалась к действительности, когда легат, устав, умолкал.
На счастье Лады удачно сошлись два фактора. Вначале невозможно было приступить к пыткам в корабельных условиях, в окружении множества военных, многие из которых уже знали, что она пленница папского легата, сочувствовали ей и дружески окликали, когда она шла мимо. Вслед она часто слышала, мол, таких красавиц надо любить, а не допрашивать. То есть налицо была ненужная публичность. А инквизиция стремилась к таинственности. Ее боялись и ненавидели, но не здесь на корабле, битком набитым бравыми солдатами, многие, из которых были ветеранами крестовых походов. То есть не боялись ни Бога, ни черта. И запой, в который впал и продолжал в нем пребывать папский легат. К этому добавилась еще информация о знакомстве Лады с наследником императора. Нельзя было допустить оплошность. Император Фридрих не отличался религиозным рвением и пиететом к папскому двору. Император, будучи отлучен от церкви, тем не менее, совершил крестовый поход и добился от мусульман таких уступок, какие не снились ни Папе, ни какому-либо европейскому монарху. Такого человека следовало опасаться.
– Я не понимаю вас, монсеньор, – говорил Рене, – почему вы с ней возитесь. Зачем вы ей все это рассказываете? Мы уже решили взять ее с собой ко двору императора. Если то, что она говорит, не подтвердится, предадим ее суду инквизиции. Если нет, поступим по обстоятельствам.
– Я не знаю, – отвечал легат, – не могу остановиться. Выпью водки, увижу ее внимательное лицо, а она умеет слушать. Ведь это очень важно, найти слушателя. А ты лучше попридержи язык.
– На меня косо поглядывают военные, – признался Рене, – вчера толкнули, сегодня ножку подставили, я бы упал, если бы не Лада, она схватила меня за камзол.
– Вот видишь, – укоризненно сказал легат, – Лада поддержала тебя в трудную минуту. А ты ей зла желаешь.
– Я не понимаю, что с вами происходит, монсеньор, – удивленно заметил Рене, – подобные речи вам несвойственны.
– Сам не понимаю, что со мной происходит, – признался легат, – мне кажется, что это водка на меня так действует. Сам чувствую, что становлюсь мягкотелым. Вчера, когда она рассказывала, как ее похитили печенеги и продали хазарским купцам, я чуть не заплакал.
– Так надо немедленно прекратить ее пить, – воскликнул Рене, хватая темно-зеленую квадратную бутылку.
– Поставь на место, – твердо сказал легат, и более мягко добавил, – водки уже нет на корабле. Эту я выменял на пять бутылок вина тридцатилетней выдержки. Я надеюсь, царь Алексей не напишет Папе, что он послал ему ящик вина в подарок. К тому же завтра утром мы уже будем на Кипре. Возьми себя в руки, Рене. Иди лучше приведи девушку. Да и узнай у капитана нет ли на камбузе соленых огурцов. Уж больно она их расхваливает.
– Я уже сто раз спрашивал, – устало ответил Рене, – на камбузе нет соленых огурцов. Есть только солонина.
– Солонины не надо, – вздохнул легат, – от нее пить очень хочется. А для меня лишний поход в матросский гальюн – лишнее раздражение. Ну давай, веди девушку на допрос.
Рене сокрушенно покачал головой и отправился за Ладой. Два десятка шагов между двумя каютами были для него пыткой. На протяжении всего пути стоял живой коридор из молодых морских офицеров, которые отпускали колкости в его адрес. Когда Рене пожаловался на них легату, тот в ответ спросил:
– Что, по-твоему, я должен сделать с ними – отлучить от церкви, которую они защищают, в то время как ты нашел себе теплое местечко возле моей персоны. Ответь им, огрызайся. или ты не мужчина. Вызови кого-нибудь на дуэль, – но, увидев, как Рене изменился в лице, добавил:
– Ну, ну, я пошутил. Потерпи, мало осталось.
В самом деле, вскоре показался Кипр, и судно бросило якорь в порту, где стоял императорский галеон.
Хамам
Али шел за таинственным спутником, дивясь тому, что у него даже не спросили имени. Сомнения стали одолевать его, и он окликнул провожатого:
– Уважаемый, – сказал он, – не хочешь ли ты удостовериться в том, что именно я тебе нужен.
Провожатый в ответ поднял палец, призывая к молчанию. Насколько Али мог ориентироваться, путь их пролегал среди каких-то мрачных каменных построек в пределах дворца. По началу считал повороты, но, сбившись, бросил.
– Наденьте это, – неожиданно тонким голосом сказал провожатый, остановившись в темном месте.
Али взял протянутый сверток, развернул и накинул на себя, дивясь необычному покрою.
– И это на голову, – Али ощутил в руках какой-то странный головной убор, объемный и долгополый. Видя, что он медлит, спутник объяснил:
