А в 1992 году… Я опоздала в школу за детьми. Хозяйка и ее муж пришли в ярость. Они избили меня и выбросили на улицу. Мне некуда было идти, я ничего не понимала, просто бродила по улицам. Через какое-то время муж хозяйки нашел меня и привел обратно в дом. Они раздели меня, связали руки за спиной и начали хлестать меня проволокой, привязанной к ручке щетки. Они били меня вдвоем. У меня сильно текла кровь, я кричала, но это их не остановило. А потом они взяли перец и насыпали мне на раны и во влагалище. Я потеряла сознание.
Позже кто-то из детей пришел и развязал меня. Я пролежала на полу, где они меня оставили, несколько дней. Мне было очень больно, но никто и не думал меня лечить. Когда я смогла стоять, я снова должна была начать работать, но теперь меня всегда запирали в квартире. И они продолжали избивать меня.
Себу освободили, когда одному из соседей, регулярно слышавшему ругань и звуки побоев, удалось поговорить с ней. Увидев ее шрамы и раны, сосед позвонил в полицию и во Французский комитет против современного рабства (CCEM), который возбудил дело и взял Себу под свою защиту. Медицинское освидетельствование подтвердило факт пыток.
Сегодня о Себе заботятся, она живет в приемной семье. Она получает консультативную помощь, учиться читать и писать. Для того чтобы прийти в себя, ей потребуются годы, но она необыкновенно сильная молодая женщина. Я был потрясен тем, как много ей еще предстоит пройти. Пока мы разговаривали, я понял, что хотя она умна и ей 22 года, но ее представления об окружающем мире развиты меньше, чем у среднего ребенка пяти лет. Например, до своего освобождения она не знала, что такое время — неделя, месяц, год. Для Себы существовала только бесконечная череда работы и коротких передышек на сон. Она знала, что есть жаркие дни и холодные дни, но никто не объяснял ей законов смены времен года. Если Себа когда-то и помнила свой день рождения, то давно его забыла, она не знает, сколько ей лет. Идея выбора ставит ее в тупик. Приемная семья старается помочь ей «делать выбор», но Себе все еще трудно ухватить это. Я попросил Себу постараться как можно лучше нарисовать человечка. Она ответила, что делает это первый раз в жизни. Вот, что у нее получилось:
Даже если бы случай Себы был единственным, то и это было бы ужасно, но Себа — лишь одна из примерно 3000 домашних рабов в Париже. И этим Париж не отличается от других городов. В Лондоне, Нью-Йорке, Цюрихе, Лос-Анджелесе — во всем мире тысячи детей превращены в домашних рабов. И это только один пример рабства в мире.
Рабство — это не канувший в Лету позор. Оно продолжает существовать во всем мире, даже в таких благополучных и высокоразвитых странах, как Франция или Соединенные Штаты. Рабы трудятся до изнеможения и страдают во всем мире, производя товары, которыми вы пользуетесь. Рабы Пакистана, возможно, создали туфли, которые вы носите, и ковер, на котором вы стоите. Рабы Карибских островов произвели сахар для вашей кухни и игрушки для ваших детей. Рабы Индии выткали для вас рубашку и отполировали ваши украшения. За свой труд они не получили ничего.
Рабы касаются вашей жизни и опосредованно. Рабским трудом созданы кирпичи для фабрики, производящей телевизоры, — в том числе тот, который вы смотрите. В Бразилии рабы добывают уголь для производства стали, из которой сделаны рессоры вашей машины и лезвия вашей газонокосилки. Рабы выращивают рис, который употребляла в пищу та женщина, что выткала красивые шторы для вашего дома. Ваш пенсионный фонд владеет акциями компании, которая использует рабский труд в развивающихся странах. Благодаря рабскому труду вы платите низкие цены и получаете проценты на инвестиции.
Рабство — процветающий бизнес, и число рабов растет. Люди богатеют, используя рабов. А когда рабы «приходят в негодность» — их просто выбрасывают. Это новая система рабства, нацеленная на большие прибыли и дешевые жизни. Она не похожа на традиционное владение людьми в духе старого рабства, это полный контроль над их жизнями. Люди превратились в дешевый, легко заменяемый материал, нужный чтобы делать деньги.
Не менее десятка раз я просыпалась рано утром и видела тело молодой девушки в воде рядом с баржей. Никто не заботился о том, чтобы похоронить их. Тела просто выбрасывали в воду, на корм рыбам
[1].
Это судьба молодых девушек, превращенных в проституток на золотых приисках в Амазонии. Так говорит Антония Пинто, работавшая там поварихой и сводней. В то время как прогрессивный мир сокрушается по поводу исчезновения джунглей Амазонки, мало кто обращает внимание на то, что именно рабский труд используется для их уничтожения. Мужчин заманивают туда обещаниями быстро разбогатеть на добыче золота, а девушкам, среди которых бывают и одиннадцатилетние, предлагают работу в офисах и ресторанах, обслуживающих шахтеров. Когда они приезжают в эти отдаленные районы, мужчин запирают и заставляют работать в шахтах, а девушек избивают, насилуют и превращают в проституток. Посредники, поставляющие «рабочую силу», получают небольшой гонорар за каждого обманутого — примерно $150. Те же, кто поддался на их уговоры, превращаются в рабов, не с помощью оформления легального владения, а через непререкаемую власть насилия. И местная полиция используется для контроля над рабами. Одна молодая женщина рассказывала: «Чтобы бить нас, хозяева публичных домов зовут полицейских… Если мы пытаемся убежать, полицейские нас ловят. И если они нас находят, то убивают или возвращают в публичный дом, избивая всю обратную дорогу»
[2].
Публичные дома приносят огромную прибыль. Девушку, которая стоит $150, можно продать до десяти раз за ночь, что приносит до $10 000 в месяц. Единственные расходы — плата полиции за услуги и жалкие гроши на еду. Если девушка проявляет неповиновение, убегает или заболевает, от нее просто избавляются и заменяют другой. Антония Пинто рассказывает, что случилось с одиннадцатилетней девочкой, которая отказалась заниматься сексом с одним из шахтеров: «Он отрубил ей голову мачете, а потом стал ездить кругом на своей моторке и показывать ее голову другим шахтерам, которые хлопали в ладоши и одобрительно кричали»
[3].
Как показывает история этих девушек, рабство не исчезло, к каким бы выводам по этому поводу большинство из нас ни приходило. Разумеется, мы используем слово «рабство» для обозначения множества ситуаций
[4], но слишком часто мы используем его как изящную метафору. Недостаток денег, низкие заработки, которые позволяют с трудом сводить концы с концами, можно называть рабством, но в действительности это не так. Издольщики ведут тяжелую жизнь, но они не рабы. Детский труд ужасен, но это не обязательно рабство.
