Воздействие такого разнообразия людей и обычаев открывает новые горизонты перед рабами. И дело не только в том, что многие люди на улице не относятся ни к рабам, ни к хозяевам; столица разрушает все культурные нормы. Можно увидеть женщин за рулем автомобиля, некоторые женщины — явные мавританки не носят паранджу. Жизнь бывших рабов и афро-мавританцев, которую можно наблюдать в столице, возможно, не крушение всех основ, но для раба, привыкшего к жестким установлениям рабства, она, безусловно, откровение. Собственным примером освободившиеся рабы показывают, что возможна другая жизнь, жизнь на свободе. Хотя, может быть, для многих свобода вовсе не желанна: в стране огромное количество рабов, у каждого свое отношение к возможности стать свободным.
Для многих состарившихся рабов свобода — мрачная перспектива. Глубоко убежденные, что Господь ждет от них верности своему хозяину, они отвергают свободу как неверный шаг, даже предательство. Борьба за свободу, с их точки зрения, означает нарушение естественного порядка вещей, установленного Господом, и наносит урон душе. Они настойчиво внедряют эти идеи в головы более молодых рабов, призывая их как можно лучше служить хозяину. В этом их поддерживают сами хозяева, которые награждают верных и исполнительных рабов, позволяя им вступать в брак и проявляя к ним доброе отношение. Подобное отношение к свободе питает те сильные привязанности, что возникают между рабами и хозяевами. Женщины-рабыни кормят хозяйских детей, ухаживают за ними, выращивают их. Они прислуживают женщинам в господском доме, и уважение, даже приязнь, может возникнуть с обеих сторон. Рабы-мужчины видят собственных родителей, о которых заботится их господин. Эксплуатация на протяжении поколений не обязательно перерастает в обиду, передающуюся от поколения к поколению, поскольку рабы и хозяева борются с засухами и переживают трудности вместе.
Но для многих рабов совместной истории недостаточно. Освобожденные рабы в столице служат убедительным примером, и чем явственнее свобода, тем сильнее ее зов. Многие рабы знают, что хотят свободы, но они не уверены в том, что она значит. Многие рады остановиться на полпути между рабством и свободой. Они бы хотели оставаться частью домочадцев хозяина, работая внутри огромной «семьи», но получать деньги за работу и некоторую, пусть ограниченную, свободу действий. Их пугает та ответственность за себя и свою семью, которую придется нести свободному человеку. Свобода передвижения не гарантирует пропитание и работу. Если бы у них появился выбор, большинство городских рабов предпочло бы продолжать работать на своего хозяина, но быть более независимыми. Рабы в Нуакшоте вновь и вновь повторяли, что хотели бы жить своим домом, а не в доме хозяина. И какими бы скромными эти желания ни были, независимость видится ими как ключ к лучшей жизни. Но многие рабы остаются равнодушными к возможности достижения независимости, что вовсе не удивительно, учитывая их уязвимость и бессилие. Вопреки отмене рабства в 1980 году, рабы продолжают жить в узаконенном заточении, и законность его лучше не подвергать сомнению.
Закон 1980 года о запрете рабства предусматривает выплату компенсаций рабовладельцам, чьи рабы будут освобождены. Но, как и другие необходимые законы, не был принят документ о компенсациях, и подобные компенсации никогда не выплачивались. В то время как правозащитные организации настаивают, что выплаты надлежит делать рабам, а не их хозяевам, большинство рабовладельцев заявляет, что у них нет обязательств освобождать рабов до тех пор, пока им не компенсируют их потерю. В этом вопросе официальные доводы вновь становятся парадоксальными. Рабовладельцы отказываются освобождать рабов до тех пор, пока не получать компенсацию, но в то же время они настаивают, что поскольку рабство отменено, то они больше не являются рабовладельцами. Они продолжают относиться к своим рабам как к рабам, в то же время утверждая, что они вовсе не рабы, а просто разновидность дополнительного обеспечения в залог тех компенсаций, которые им должно выплатить правительство. Они так поступают, не испытывая никакого страха, поскольку не были приняты никакие законы, предусматривающие наказание за удерживание рабов, и, следуя закону о запрете рабства, суды отказываются признавать его существование. Когда правозащитные организации, такие, как «SOS рабов», возбуждают дело против какого-нибудь рабовладельца, самое большее, на что они могут рассчитывать в суде, это постановление о насильственном удерживании — более мягкая формулировка похищения. Иногда суд может признать, что похищение имело место, но ни один из «похитителей» так и не был наказан.
Такой официальный фарс был разыгран в 1996 году, когда освободившаяся рабыня, Айчана минт Абеид Боилил, обратилась в «SOS рабов» с просьбой помочь найти ее пятерых детей
[63]. Она убежала от своего хозяина, живущего в районе Трарза, из-за жестокого обращения, оставив своих детей. В письменных показаниях по этому делу Айчана назвала под присягой, кроме своих собственных детей, имена и возраст еще 24 рабов, которыми владеет ее хозяин. В сопровождении официальных представителей «SOS рабов» Айчана приходила в кабинет государственного прокурора снова и снова. Когда правозащитники пригрозили передать дело в международные организации, министр юстиции обратился в суд с просьбой принять постановление по этому делу. Чтобы избежать международного скандала, суд под давлением правительства вынес постановление о возврате детей, и со временем хозяин, Мохамад ульд Мусса, передал четверых из них. Пятый ребенок (двенадцатилетняя девочка), согласно его объяснениям, был передан хозяйской дочери по имени Бойка и не находится больше на его ответственности. Ульд Мусса заявил, что имеет право на всех детей, поскольку Айчана была его женой, и он усыновил некоторых (сколько он не сказал) детей. Айчана отрицала, что была его женой, настаивая, что у них никогда не было сексуальных отношений. Рабовладельца не подвергли никакому штрафу или наказанию, а Айчана до сих пор пытается установить судьбу своего пятого ребенка.
Частичная победа Айчаны — редкое исключение из правил. Большинство обращений рабов или бывших рабов никогда не слушаются в суде. Поскольку не существует никаких законов, защищающих права рабов или устанавливающих наказание за закабаление, хакемы (главы провинций) и вали (губернаторы регионов) просто отказываются слушать жалобы рабов или регистрировать их заявления. Они утверждают, что поскольку нет никаких законодательных актов, регулирующих эти нарушения, они не могут брать на себя такую ответственность. Суды также ссылаются на отсутствие юридических законов и либо прекращают переданные им дела, либо передают их в исламские суды, которые в своих решениях руководствуются шариатом. Как мы уже говорили, улемы постановили, что согласно их интерпретации Корана рабство является законным, так что вряд ли можно рассчитывать на получение помощи от них, на деле улемы часто являются инициаторами различных кампаний против рабов.
Например, в городе Алег в начале 1996 года исламский суд забрал двух детей у родителей и передал их бывшему хозяину
[64]. Отец, С’Хаба, и мать, М’Барка, убежали вместе со своими детьми от своего хозяина, Ахмеда уд Насера, из племени аружа. Поскольку рабы укрылись в ближайшем городе, рабовладелец не смог вернуть их обратно силой, поэтому он обратился к улемам за решением вопроса. Полиция доставила семью рабов в исламский суд, после короткого разбирательства дочь Зеид эль Мар и сын Билал были переданы хозяину. Хотя их родители обратились в центральный суд в Нуакшоте, их дело все еще слушается, а дети остаются в рабстве.
