Новый поворот делу был случайно дан жалобой, поданной рабочими кирпичной печи, которые заявили, что вопреки тому, что суд освободил их от всех обязательств в отношении их части контракта, а также обязательство возврата денег было приостановлено Верховным судом, рабочие имеют право воздерживаться от работы, тогда как владелец печи настаивает на своем праве по контракту. Были представлены копии сообщения, довольно искаженного, которое было ими получено. (Всепакистанские судебные постановления, 1990, XLII. С. 534-535).
В это время, весной 1989 года, начинался новый сезон производства кирпича, и рабочие стали возвращаться на печи. Поскольку никто из них ничего не зарабатывал в течение трех зимних месяцев, то и рабочие, и владельцы печей стремились начать работу. Председатель Верховного суда издал новое постановление, поясняющее ранее сформулированные требования и добавлявшее два важных пункта:
● прошлые займы, выплаченные владельцами печей на такие расходы, как свадьба или медицинское лечение, аннулировались, и их следовало рассматривать как «денежное пожертвование»;
● все владельцы печей должны были предоставить возвращающимся рабочим письменное обязательство не применять насилие или нелегально использовать против них полицию.
«Денежные пожертвования» плюс долги, которые рабочие по-прежнему отказывались выплачивать, означали переход сумм в миллионы рупий от владельцев печей к рабочим, причем в большем выигрыше оказались семьи с большими долгами.
Массовый уход с печей и эффективное списывание долгов стало невероятным прорывом для рабочих. Председатель Верховного суда назвал его «революцией», заявив, что, хотя это было несправедливо по отношению к владельцам печей, не было никакого другого внятного пути разрешить проблему, не требуя невозможного: выплаты долгов сотнями тысяч бедняков-рабочих, у которых не было ни средств, ни желания это сделать. С начала сезона по производству кирпича в 1989 году отношения между владельцами и рабочими строились временно на новой основе. Владельцы, привыкшие прибегать к насилию, вынуждены были себя сдерживать, другие стали вести более точную и открытую бухгалтерию, и по всей стране сдельная оплата формовщиков почти удвоилась, потому что владельцы печей вели настоящее сражение за рабочих (многие семьи воспользовались своим нежданным освобождение от долгов, чтобы прекратить заниматься производством кирпича). Если бы профсоюз рабочих-кирпичников сосредоточился на том, чтобы постановление суда исполнялось, с долговым закабалением могло бы быть покончено. К сожалению, этого не произошло. Нынешний руководитель союза вспоминает:
После того как кирпичники избавились от своих долгов, в профсоюз стали обращаться люди из тех отраслей, где тоже использовалась система предварительных выплат, таких, как сельское хозяйство или производство ковров. Они тоже хотели освободиться от своих долгов.
Неожиданный рост запросов из других секторов экономики породил серьезное напряжение в профсоюзе кирпичников. Так как они пытались организовать другие программы для рабочих, такие, как школы для детей, они оказались в центре международной кампании. Именно тогда, когда рабочие-кирпичники больше всего нуждались в руководстве, чтобы закрепить достигнутую победу, их руководство оказалось подавлено, с одной стороны, выполняемым объемом работы, а с другой стороны, враждебностью со стороны правительства. Одним из истинных сторонников профсоюза кирпичников был президент Ассоциации здравоохранения Пакистана профессор М. Асламхан, специалист по генетике. Во время нашего разговора профессор рассказал, как он в качестве добровольца проверял печи и лечил травмированных и больных рабочих и их семьи. По его словам, после «революции 1988 года» многие бывшие соратники поссорились друг с другом. Стороны обменивались возмущенными заявлениями, обвиняя друг друга в обмане ожиданий рабочих или использовании их для удовлетворения политических амбиций. Чем больше я разговаривал с различными участниками «революции», тем больше и больше я тревожился, боясь оказаться средством отмщения за личные обиды, особенно когда записи и расчеты, которые я получал, не соответствовали друг другу.
Быстрый рост профсоюза кирпичников вызвал резкую реакцию правительства. Вражда, возникшая между некоторыми организациями, означала, что общественное внимание переместилось с проблем кабального труда и сосредоточилось на междоусобной войне. Появились другие организации, помогающие рабочим, эксплуатируемым в рамках системы предварительных выплат, а влияние профсоюза кирпичников уменьшилось. В настоящее время союз насчитывает 5000 членов, и его председатель объяснил, что после событий 1988 года они не хотят сотрудничать с «интеллектуалами» или иностранными правозащитными организациями. «Гораздо лучше, — сказал он мне, — если мы будем работать сами по себе».
Отголоски революции 1988 года, тем не менее, не затихли, и в 1992 году был издан новый закон, запрещавший кабальный труд. Закабаленная рабочая сила была определена как уступка любым работником своей свободы найма на работу, свободы передвижения, права на минимальную заработную плату в обмен на денежный аванс. Закон специально оговаривал запрет на использование насилия и на принуждение к труду. Закон также аннулировал все долги закабаленных рабочих и запрещал конфискацию любого имущества за долги. Кроме того, каждый, уличенный в использовании закабаленных рабочих спустя 90 дней после вступления закона в силу, мог быть наказан тюремным заключением сроком до 5 лет. Этот выдающийся закон стал возможен благодаря совпадению национальных и международных интересов. С середины 80-х годов правозащитные организации привлекали внимание общественности к положению закабаленных рабочих в Пакистане, особенно в сфере производства кирпичей и ковров. Пакистанское правительство чувствовало все возрастающее международное давление, подталкивающее его хоть к каким-то действиям. Хотя со стороны правительства вряд ли последовала бы какая-нибудь реакция, если бы не драматические события в стране. В 1989 году военный диктатор генерал Зия Ульхак погиб в авиационной катастрофе, и были назначены выборы. Новый премьер-министр Наваз Шариф, который вновь созвал парламент и гарантировал свободу прессы, оставался в кресле до апреля 1992 года. Как раз перед тем, как его правительство было заменено «временной администрацией», был принят Закон о запрете кабального труда. Через несколько месяцев Беназир Бхутто, юрист, получившая образование в Великобритании, стала премьер-министром. Появилась надежда, что ее правительство, более чувствительное к международному мнению, будет уделять больше внимания правам человека и претворит в жизнь принятый закон. Но до сегодняшнего дня ни один человек не был привлечен к ответственности в соответствии с этим законом.
В общем, закон был великолепен, и он должен был бы иметь прямые последствия. Но поскольку на полицию нельзя полагаться в вопросе беспристрастного выполнения законов, группам, не обладающим большими социальными ресурсами, необходимы защитники. Владельцы печей, желающие предотвратить любую потерю предварительных выплат, обрушились на рабочих, усиливая охрану печей. В 1994 году Комиссия по правам человека в Пакистане обнаружила, что «принудительный труд продолжает использоваться в широких масштабах… охватывая примерно 20 миллионов человек»
[88]. Сегодня, как я уже писал, многие семьи опять попали в огромные долги и силой удерживаются в качестве их обеспечения. В 1989 году рост сдельной оплаты был съеден инфляцией. Права рабочих на свободу передвижения и честную оплату труда постоянно нарушаются. Система предварительных выплат живет и процветает, несмотря на закон о ее запрете. Снова и снова, на разных печах и владельцы, и рабочие говорили мне, что после волнений 1988 года и вопреки принятию закона все вернулось назад к старым порядкам.
