— Но я был бы не прочь наполнить карманы… по крайней мере, — покорно произнес он.
— Ты еще не говорила ему? — Старейшина казался удивленным.
Гарри потребовалось некоторое время, чтобы понять, что Каранис обращается к Гем.
Старик повернулся к нему, широко разводя руки и умоляя:
— Мы на опасной границе. У нас говорят: «Плохие урожаи дают плохих людей». Ты только посмотри, что случилось с Тиходольем. Ходят слухи о войнах, идущих по всему Кринну. Подобные времена вскармливают воров.
— Но… — Гарри сложил руки и приготовился обидеться.
— Поэтому мы нуждаемся в опытном и отважном мечнике. И мы готовы платить.
Гарри не ответил, поскольку его рот был широко раскрыт настежь.
— К тому же, — указала Гем, — с этой наградой за твою голову тебе самому безопаснее будет находиться здесь.
— Ты будешь работать на шерифа, — подытожил Каранис.
Наконец Гарри нашел, что сказать и повернулся к женщине:
— Это будет серьезной переменой в жизни.
— «Будь великодушен в победе», говорил ты, — ответила она. — Ты раздашь сокровища, а я буду наблюдать.
Гем заняла удобную позицию, прижимая руку к левому боку.
Селяне медленно проходили мимо с широкими улыбками на лицах. Гарри наклонялся и распрямлялся, неся в сложенных ладонях такие высокие кучки золота, что некоторые монетки неизбежно падали на пол. Гем, сияя, помогала поднимать их здоровой рукой и выдавать селянам.
— И не надо благодарить меня, — коротко кивал мужчинам и женщинам Гарри, тихонько заталкивая упавшее левой ногой в щель, чтобы вытащить позднее, — Это всего лишь моя работа.
Когда последний из жителей села прошествовал мимо, Гем наклонилась и начала собирать оставшиеся монеты. «Она заметила не все», — отметил Гарри. Его глаза округлялись, пока она набивала свои карманы.
— Эй, а мне?
— Должна же я позаботиться о своем приданом, как ты думаешь? — улыбнулась она.
Гарри открыл рот, чтобы ответить, но затем внезапно передумал и закрыл его. Потом, с твердым выражением на лице, впился взглядом в женщину.
— Я всегда работаю один.
Но в то же время, зная Гем, он уже начинал свыкаться с противоположной мыслью.
ПОНИМАЕТЕ, ЕСТЬ ЕЩЕ ОДИН БЕРЕГ, ТАМ, НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ
Роджер Э. Мур
Одной жаркой и скверной ночью я проснулся от храпа капитана Герна и пробормотал особенно витиеватое проклятие. Мне потребовался практически час, чтобы заснуть в этой оглушающей жаре, даже несмотря на то, что океан был ровным, словно песчаная пустыня, и вот я снова полностью проснулся и осознал, что останусь бодрствующим на протяжении еще многих часов. Я застонал и открыл глаза, которые, по моим представлениям, должны были приобрести красный оттенок.
Судя по ощущениям, была полночь. Я валялся голый, как ребенок, прижимаясь спиной к теплой, гладкой палубе «Летучего Омара». Черная грот-мачта надо мной указывала в бесконечное море мерцающих звезд. В другую ночь мне это показалось бы красивым, но сейчас раздражало. Сейчас мои мысли о капитане были не слишком лестными, несмотря на то, что он действительно отличный парень: дал мне работу четыре года назад, когда больше никто ее не давал, обучил ходить под парусом и ссужал мне деньги в тяжелые времена. Было слишком жарко, чтобы меня могло волновать что-либо другое.
Я приподнялся на локтях и при свете звезд бросил взгляд на свое тело.
Моя кожа стала коричневой, словно корка хлеба, благодаря долгим часам работы под солнцем, а длинные волосы выгорели и побелели, как крылья чайки, что, кстати, по случайности вполне соответствует моему имени — Чайкокрыл. Я одновременно и эльф и человек (я никогда не говорю «полуэльф» — нет ничего плохого в том, чтобы не быть «полностью человеком»). В большинстве случаев могу сойти и за эльфа, и за молодого мужчину, в зависимости от того, как одеваюсь и веду себя. Я тонок в кости и жилист, немного знаю кендерское наречие, так что смогу сойти даже за рослого кендера, если завяжу волосы в хвост или соберу узлом на затылке. И что точно, так это то, что перемены в моей внешности не вредят моей личной жизни. Я люблю женщин, они любят меня, а капитан Герн получает по утрам порцию здорового смеха, когда я приползаю на борт, переночевав на берегу, в каком-нибудь новом месте.
Пот всю ночь стекал по моему лицу, и я чувствовал соленый привкус. Глаза горели. Я проморгался и снова принялся смотреть вверх. Ночное небо казалось пустым; все три луны зашли, погода была ясной, и ветер не мутил воду. Мы находились в двух днях к северу от Палантаса, нашего родного города и удили гигантских луноперых, хотя удача нам не сопутствовала. Днем рыба ушла вглубь, прячась от жары, но ночью так и не поднялась обратно.
Отсутствие рыбы означало отсутствие денег с ее продажи, когда мы вернемся в Палантас. Такова была наша удача весь прошлый год. У капитана Герна почти не оставалось монет, чтобы заплатить мне, но меня это не волновало. Пусть я был на мели, но это не имело значения до тех пор, пока у меня было море и что-нибудь, что можно почитать. А что касается пищи, то я знал людей, готовых накормить меня, и места, где можно украсть побольше, если это потребуется.
Старина Герн также знал, как продержаться. Он и в самом деле прекрасный товарищ, этот уроженец Северного Эргота старой закалки, сохраняющий спокойствие в любой ситуации. Его корабль, «Летучий Омар», был всем, что у него оставалось в мире, и он заботился о нем, как о сыне, пока оставался трезв. Герн рассказывал, что когда-то у него имелось много монет и была семья, но, когда я спросил, куда они делись, он засмущался и сказал: «Это было в былые дни, Чайка» — и больше ничего. Полагаю, что к этому имела отношение либо Война Копья, либо его страсть к выпивке. Я никогда больше не спрашивал.
В ночи слева от меня вспыхнул яркий свет, прервавший мои мрачные размышления. Я удивленно обернулся и посмотрел под левый фальшборт, но увидел только темную, гладкую воду. Может быть, молния? Но вряд ли — ведь туч не было. Вот если бы белая луна, Солинари, находилась этой ночью в своей полной фазе, тогда я мог бы достать из своей каюты некоторые бумаги и почитать. Более всего я любил и собирал книги по истории и легенды.
У меня возникло колющее чувство. Я отодвинулся от борта. Что-то огромное и незримое приближалось над водой и двигалось прямо на меня. Инстинкты приказывали бежать… или же…
Пылающий жаром ветер, проносясь по судну, обжигал каждый дюйм моей голой кожи. Мне казалось, что лицо покрывается волдырями. Не помню уже, что именно происходило, пока я не оказался стоящим на коленях, вцепившись в правый фальшборт, и зовущим капитана. Мои чувства кричали, что я весь объят огнем или же получил жуткие ожоги. Боль была невообразимой. Старое судно застонало и чуть не перевернулось под ударом огненного вихря. Наверное, я ударился о фальшборт и рефлекторно ухватился за него, когда падал. Просто чудо, что я не улетел прямо в воду.
