Я молчал, пытаясь переварить услышанное.
— Думаешь, бизнесмен на дорогом «БМВ» вышел бы из машины и, рискуя жизнью, вступился за женщину с ножом возле горла? Я видела достаточно таких людей. И могу с уверенностью сказать, что ни один из подобных снобов и пальцем бы не пошевелил. Каждому дорога лишь своя задница, и плевать, что другую собираются изнасиловать.
— И что теперь с этим бездомным?
— Его зарезали через пару дней.
Ее ответ прозвучал, как удар молотка в грудь.
— А что с Робертом? — спросил я.
— Он теперь живет со мной. И не дай Бог, кто-то посмеет его тронуть.
Я достал из шкафчика пару бокалов, открыл бутылку красного полусладкого, купленного Евой, и разлил. Сделав глоток, я продолжил растасовывать продукты по полкам холодильника. Лицо болело, я чувствовал запекшуюся кровь на бровях и скулах. Мне неимоверно повезло, что все обошлось без переломов и того, что может быть еще хуже.
Апельсин упал на пол и покатился к двери. Я наклонился и потянулся за ним рукой, но почувствовав боль в ребрах, остановился. Когда я посмотрел вверх, то увидел Еву, стоящую надо мной, как надзиратель. Перешагнув через мою руку, она подошла к столу, взяла бокал и выпила треть залпом.
— Ого, — я поднялся на ноги. — А ты не торопишься?
— А ты сегодня решил побыть в шкуре моего тормоза?
Без эмоций. Хладнокровно. Впрочем, как всегда. Я уже начал привыкать.
— Нет, просто не часто приходится видеть женщин…
Я потерялся в словах, и никак не мог продолжить предложение. Глядя на то, как Ева села на стул, закинула ногу на ногу и уставилась на меня, я залился краской.
— Каких женщин, Кирилл?
— Ну.
— …
— В общем, нестандартных.
— Мне принять это как комплимент, или как оскорбление? — Ева выпила еще треть.
— Думаю, ты всю жизнь сталкивалась с тем, что вызывала слегка противоречивые эмоции.
— Слегка? — Ева впервые подарила свою улыбку.
Я оставил ее без ответа. Достав нож, я начал разрезать фрукты и раскладывать их по тарелкам. Как-никак, но подобие сервировки должно быть на столе. Хотя Еву, судя по всему, это совсем не волновало. Казалось, она не понимает, зачем я все это делаю…
— Почему ты ушел от жены? — внезапно спросила Ева.
— С чего ты взяла, что я женат?
— Небольшая белая линия на безымянном пальце. Плюс ко всему, хоть ты и пытаешься выглядеть как бунтарь, со своей бородкой, растрепанными волосами и всем прочим, аля гитарист-странник, но в твоих глазах читается, что тебе нужна опора и поддержка. Не пойми меня неправильно, Кирилл, но ты из тех людей, кто хочет быть один, но в угоду своей природе, никогда этого не сможет добиться.
Я бросил нож в раковину и сел за стол.
— Это так очевидно?
— Да, — Ева выдержала паузу, осмотрела меня с ног до головы и продолжила: — Уверена, в детстве ты был очень близок с родителями. Думаю, каждый раз, когда они уходили из дома, оставляя тебя одного, ты через каждые пять минут подбегал к двери и смотрел в глазок, в надежде, что они вот-вот вернутся.
В изумлении я раскрыл глаза и не знал, что ответить. Как она узнала? Я никогда в жизни никому об этом не рассказывал. Это нельзя прочитать по глазам. Только не такое.
— Они погибли.
— Как это произошло?
Я допил вино и налил себе новую порцию. Несколько секунд я смотрел Еве в глаза, решаясь рассказать свою историю.
— Ну же, Кирилл, — сказала она, облокотившись на стол. — Как только я увидела тебя с гитарой в руках, с лицом в тандеме со слезами, я сразу же поняла, что где-то внутри тебя спрятана тайна. Я хочу узнать. Порой полезно выговориться.
— Моим родителям было по семнадцать лет, когда они познакомились. А через полтора года появился я. Думаю, не стоит говорить о том, что шансы на рождение были не в мою пользу. Любая другая девчонка сделала бы аборт и дело с концом. У нее еще вся жизнь впереди. Окончить школу, поступить в институт, получить профессию, подняться по карьерной лестнице. Все по стандарту. Но тут появился я и перечеркнул все мечты.
— Думаешь, ты сломал им жизнь?
— Родители любили меня больше всего на свете. Не знаю, как им это удавалось, но я никогда, ни в чем не нуждался. Кирилл захотел игрушку. Пожалуйста. Кирилл захотел в цирк. Пожалуйста. А ведь только через много лет после их смерти, я понял, что своими капризами я лишал их очень многого. Отец работал автомехаником, а мама преподавала в музыкальной школе. Не стоит говорить о том, что деньгами жизнь их не баловала.
А потом все и вовсе пошло наперекосяк. Я стал плохо спать. У меня была плохая концентрация внимания. Я ни с кем не хотел общаться. Мне было девять, родители думали, что все это связано с возрастом и со временем пройдет. Затем, я начал плохо говорить. Нес всякую ахинею. Через какое-то время все прошло, но вскоре опять вернулось и еще больше усилилось.
Я стал видеть и слышать то, чего не видели и не слышали родители. Сначала они думали, что все это игра, но когда я кричал и звал на помощь, показывая в темный угол, говоря, что там кто-то есть, они не на шутку испугались.
Я замолчал на время, собираясь с мыслями. Выпил. Поставил бокал на стол. Посмотрев на Еву, я впервые заметил жизнь. Казалось, она вылезла из кокона и расправила крылья. Гусеница превратилась в бабочку. Даже темные глаза приобрели более светлый оттенок.
— Продолжай, — в нетерпении сказала она.
— Врач диагностировал детскую шизофрению.
— Вот как. Это же очень редкое заболевание.
— Да. Ты права.
— Что было потом?
— Родители спрашивали, как такое возможно? Врач ответил, что, скорее всего, мне это передалось по наследству. Поскольку отец вырос в приемной семье, то знать наверняка никто не мог. Я до сих пор помню весь ужас, через который пришлось пройти моей семье. Я кричал по ночам. Мама вбегала в комнату и видела меня, стоящего на подоконнике, перед открытым окном. Я не могу вспомнить точно, что я видел и слышал, но я до сих пор помню, то чувство тревоги. Оно начиналось от макушки и постепенно, словно щупальцами, поглощало все тело и разум. Я плакал и кричал, не понимая, почему именно со мной происходят подобные вещи. Почему никто вокруг не видит того кошмара, что окружает нас изо дня в день. Наверное, в какой-то момент отец не выдержал. Я не могу его винить. Не факт, что и я продержался бы так долго.
— Бутылка? — спросила Ева.
Я утвердительно покачал головой. Желудок просил пищи, но кусок не лез в глотку. Я выпил еще и почувствовал тепло.
— У него начались проблемы на работе. В семье стало меньше денег. В то время, как меня пичкали нейролептиками, ноотропами и госпитализировали, чтобы ремиссировать болезнь, отец все больше уходил в запой. Кто-то скажет, что он был еще так молод, а уже подружился с алкоголем, но я не виню его. Никто не знает, через что проходила наша семья. Он виноват…
