— Останься со мной.
Я плакал. Я не мог ее отпустить. Только не сейчас.
— Кирилл, — она посмотрела на меня и улыбнулась. — Спасибо, что ты спас меня тогда.
— Не вздумай прощаться, слышишь? — я посмотрел на Лизу. — Какого хрена, где скорая?
— Уже в пути.
— Твою мать! Почему так долго?
Я покрыл Еву маленькими, короткими поцелуями, пытаясь остановить неизбежное. Ева закрыла глаза. Мускулы расслабились. Она повисла на моих руках. Опала, словно листва с осеннего дерева.
Руки затряслись от страха и ярости. Я хотел что-то сделать, но не знал что. Хотелось бежать прочь, рыдать и кричать от боли. Но я остался на месте, как статуя, смотря в ее закрытые глаза.
Мир потерял звук. Все казалось отреченным. Обреченный мир обрушился со всех сторон, умирая в немой тишине. Я сидел неподвижно, лишь изредка моргая.
Движение. Кто-то попытался забрать Еву у меня из рук.
— Кирилл! — кричала Лиза. — Отпусти ее, Кирилл!
Меня словно вытянули из тоннеля пустоты и вернули в реальный мир. Все обрело цвет, звук, запах! Врачи схватили Еву и, положив на каталку, увезли дальше по коридору. Я остался сидеть на полу в луже крови, с воспоминаниями о нашем роковом поцелуе. В голове всплывали кадры кинжала, разрезающего воздух, кожу, плоть. Крик толпы. Стеклянные глаза ублюдков, что были готовы дать умереть своему лидеру, в угоду собственным больным фантазиям. В голове что-то щелкнуло. Сердце заработало с бешеной скоростью. Как укол адреналина.
Сомкнув окровавленные кулаки, я поднялся на ноги, подошел к входу в это адское отродье и сорвал красную занавеску к чертовой матери. Во мне бушевала ярость. Глядя на то, как все продолжали трахать друг друга, упиваясь алкоголем и закидываясь наркотой, я не смог сдерживаться.
Руки пошли в расход. Я молотил каждого кто попадался на пути. Пинал ногами обнаженных женщин, старух в образе стриптизерш. Перевернул красный диван, на котором геи ублажали друг друга орально. Правый кулак влетел в голову здоровенного мужика, бьющего плетью маленького мальчика. Подошва ботинка приземлилась в волосатую спину мужчины, мастурбировавшего на привязанных девушек, в образе путан. Я бил, пинал и переворачивал, пытаясь уничтожить этот храм похоти, который позволил умереть его предводителю. Под зубодробящий бас я разносил в щепки и кровь все, до чего могли дотянуться мои конечности.
Костяшки пальцев сбились. Ботинки облились красным цветом.
Удар.
Темнота…
Глава 30
Влага. Мокрое лицо. Боль в затылке.
Открыв глаза, я увидел, как с неба падают крупные хлопья снега, приземляясь на мои ресницы. Холодные, одинокие, бегущие отчего-то. Умирающие на грязном асфальте. Теряющие себя в момент прикосновения. Я открыл рот, и несколько снежинок упали на язык.
Потрогав голову, я обнаружил кровь на кончиках пальцев. Видимо не хило пришлось приложиться, чтобы вырубить меня. Последнее что мелькало перед глазами, это испуганные лица фанатов «Безумия», перед тем как мои удары приземлялись в их головы.
— Черт…
Затылок раскалывался на две части. Встав на ноги, я осмотрелся по сторонам. Глухой двор. Рассвет. Видимо меня выкинули из клуба, как какой-то мешок с дерьмом. Хорошо, что удалось отделаться так легко. После того погрома, что я устроил — это действительно везение.
Хромой походкой, грязный, мокрый от снега, я поплелся по дворам, в поисках выхода из лабиринта каменных джунглей. Старушка, выгуливающая собаку, которая нагло гадила возле бордюра, взглянула на меня с лицом полным отвращения.
Ева…
Как удар кувалды в душу, вернувший сознание. Блеск кинжала. Кровь. Глубокие темные глаза женщины, ищущие ответа в моем лице. Что с ней случилось? Я видел, как она умерла на моих руках. Чувствовал напряженное тело, в одну секунду потерявшее стержень. Хватая воздух, я пытался прийти в себя. Но облокотившись рукой о стену, я просто стоял и безмолвно рыдал.
Хотелось позвонить Бьерну, бежать в близлежащие больницы, узнать, как она? Что с ней? Но я до жути боялся. Ведь если на том конце мне скажут, что она умерла, значит, так оно и есть. Значит — это конец. Моя голова в песке. Пока я не знаю наверняка — она жива. По крайней мере, для меня.
Трус. Трусливый щенок — вот она моя сущность. И как бы я не пытался убежать от самого себя, всегда случается что-то напоминающее мне о том, кто я есть на самом деле. Я все еще тот маленький мальчик, смотрящий в глазок, ждущий возвращения родителей, каждый раз, когда услышит шум в подъезде. Юноша, прячущийся за музыкой и рифмованными словами, в надежде, что его выдуманный мир, когда-нибудь окажется реальным. Больной шизофреник, кричащий на всю больницу, молящий не закрывать дверь. Ведь тогда ему будет казаться, что он не одинок. Тот, кто не в силах простить себя за смерть мамы и папы. Ведь если бы не приступ паники тогда в машине — родители остались бы живы. Мужчина, бросивший беременную жену в угоду своим собственным желаниям, стремлениям, мечтам. Тот, кто затаил обиду на друга из-за женщины. Человек без стержня, принципов, чести и морали. Никто. Жалкое отражение в зеркале, опустившее глаза перед лицом хозяина.
На последние деньги, что я нашел во внутреннем кармане грязной куртки, я купил алкоголь. На попутках добрался до дома. Плетущимися ногами поднялся на свой этаж и, после нескольких попыток попасть ключом в замок, зашел в квартиру.
Ром в глотку, ботинки в сторону, куртку на пол. Кончики пальцев касались ободранных обоев, в то время как алкоголь забирал боль утраты. Сотовый телефон лежал на кухне на столе, но я никак не решался сделать звонок. Самый важный звонок в жизни. Узнать правду. Узнать, как она.
Ева…
Мне так и не удалось разгадать эту женщину. Почему? Какая между нами связь? Что все это значит? «Спасибо, что спас меня тогда». О чем она говорила? «Это всегда был ты». Когда всегда?
Выхлебав половину бутылки, я все же решился. Поднеся мобильник к уху, я хотел молиться, но понимал — это не поможет. Она либо жива, либо наш первый поцелуй оказался последним.
— Алло…
Даже по первым нотам его голоса мне все стало понятно.
— Бьерн, — я искал нужные слова.
— Ее больше нет, Кирилл. Забудь о ней, — короткие гудки.
Вот так просто! Как прочитать по листку. Сука! Со злостью я бросил бутылку в стену, в надежде что она разлетится вдребезги. Хотелось крушить! Ломать! Уничтожить что-то красивое! Но ром оказался не так прост. И уже через несколько секунд, вновь жадно присосавшись к горлышку, я был ему благодарен за это.
Я лежал на полу в холодной кухне, среди хаоса и одиночества. Пьяный. Потерянный. Злой на весь мир и на себя. Ведь если бы я внимательней слушал то, о чем она говорила со сцены, то возможно мне бы удалось предугадать замысел. Я был слеп, глух. Я был слаб. Действительно, что я мог дать ей!? Одного взгляда на нее хватит чтобы понять — ты ничтожество, по сравнению с ней. Навозный жук. Никчемное насекомое. Но вспомнив взгляд Евы, перед тем как ее веки закрылись, я почувствовал тепло в груди. Хоть совсем крошечное, но мне удалось занять место в ее холодном, черном сердце.
