Я хотел упиться до потери сознания, и мне удалось. После того как кончился ром в ход пошли остатки вина. На миг все стало легко, а затем, я уснул.
Темное ничто — вот где я был перед тем, как меня разбудил навязчивый звонок мобильника. Я долго шарил рукой по полу в поисках раздражителя. Наконец-то нашел.
— Алло.
— Кирилл, — прозвучал голос Влада. — Ты жив? С тобой все в порядке?
— Нет.
— Впрочем, как всегда.
— Чего тебе? — я хотел побыстрее избавиться от него и вновь погрузиться в пустоту.
— Ты на работу вообще собираешься выходить?
— Я на больничном, если ты не забыл.
— Друг, он кончился уже как пару дней. Я пытаюсь дозвониться до тебя с воскресения.
— И?
— Сегодня среда.
Глаза открылись чуть шире. Неужели я проспал несколько дней? Как это возможно? Проведя языком по полости рта, я понял что, скорее всего, так оно и есть. Меня чуть не вывернуло от отвращения к себе.
— Завтра, — сказал я.
— Чувак, завтра тебя уволят.
— Плевать.
— Хочешь жить на помойке?
— Не самый худший вариант.
— Слушай, я не знаю что у тебя там опять стряслось и если честно, меня это уже начинает напрягать, — Влад был серьезен как никогда. — Ты каждый раз вляпываешься в какое-то дерьмо. Сколько можно? Тебе вчера исполнилось тридцать лет, а ты ведешь себя как подросток.
Точно. От тройки и нуля мне стало совсем не по себе. Учитывая, что я даже не был в сознании в этот день.
— Ты либо соберешься и приедешь на работу, Кирилл, — Влад перешел на угрозы. — Либо я не буду прикрывать твою жопу, и Мегера сожрет тебя вместе с дерьмом.
— Какой сейчас час?
— Двенадцать десять. Обед заканчивается в час. Не приедешь, пеняй на себя.
— Одеваюсь, папа.
— Пошел ты! — короткие гудки.
Так погано мне не было даже когда я выбрался избитый из леса. Тело болит. Голова раскалывается. Сердце трещит по швам от воспоминаний. Но Влад прав. Если я не хочу оказаться на улице, то мне нужно взять себя в руки. У меня больше никого нет. Есть только я. После всего что случилось, я вряд ли когда-нибудь обращусь к Бьерну за помощью. Семьи Ларсен было слишком много в последнее время. Не уверен, что я готов продолжать в том же духе. Глядя на Бьерна, я всегда буду вспоминать Еву.
Ева… Моя Ева…
Приняв душ, почистив зубы, причесавшись и переодевшись, я вышел из квартиры и поспешил на остановку. На улицу лег снег. Он слепил глаза, заставляя прикрыть лицо руками. Посмотрев вперед, я увидел женщину с собакой. Прищурившись, я прошел мимо, погруженный в собственные мысли о том, как жить дальше.
— Даже не поздороваешься?
Проглотив ком в горле, я застыл на месте. Не веря собственным ушам, я повернулся и увидел Еву с поводком в правой руке.
— Познакомься с Робертом.
Здоровенная собака, больше смахивающая на добермана, вальяжно подошла и понюхала мои ботинки.
— Я знала, что ты ему понравишься, — Ева посмотрела мне в глаза и улыбнулась.
Бьерн… Сука!
Глава 31
Первые несколько минут я не мог поверить в случившееся. Она жива. Стоит передо мной, как ни в чем не бывало. Словно ничего не случилось. Поводок обмотал ее правую руку, и каждый раз, когда собака хотела куда-то побежать, я видел на лице Евы легкую гримасу боли. Закатав рукава пальто, она показала перевязанные запястья. В одном месте проступила капелька крови.
— Плюс несколько шрамов к той доброй сотне, что уже есть.
Идя по мосту, возле пруда, краем глаза я видел детей, играющих с мамами, пожилых людей, занимающихся зарядкой, но взгляд был прикован только к ней. Я боялся потерять ее. Казалось, что если я хотя бы на секунду упущу Еву из вида, то она исчезнет навсегда.
— Зачем? — спросил я
— Ты действительно хочешь знать?
В Еве что-то изменилось. Я не мог уловить точно. Казалось, что некая стена, не подпускающая к себе ближе, рухнула. В лице больше не было той злобы и безразличия. Выдыхая пар из чувственных губ, впервые не накрашенных темной помадой, она смотрелась как вполне нормальная женщина.
— Мне нужно знать.
— Мне это было нужно, — Ева задала встречный вопрос.
— Нужно?
— Да. Я хотела осознать, что это такое. Что она чувствовала в тот момент, на секунду она замолчала. — Мама…
— Ева, ты перерезала руки лезвием кинжала на глазах у десятков людей, и облила их собственной кровью.
Наступая ногами по целине первого снега, она шла вперед, спокойная, собранная. Роберт плелся в метре от нас, обнюхивая все до чего могла дотянуться его морда. Наверное, со стороны можно было подумать, что мы абсолютно нормальная пара, выгуливающая собаку.
Но это не так… Далеко не так.
— Кирилл, я уже много лет искала центр своего круга. Линия жизни плелась извилисто, меняя векторы направления, но никак не могла замкнуться. Мне всегда казалось, что вокруг меня слишком много лишнего пространства и всю жизнь я пыталась его чем-то заполнить, — Ева дернула поводок на себя. — Разными вещами, Кирилл.
Посмотрев на часы, я понял, что на работу я так и не попаду. Плевать. Главное она рядом со мной. Живая.
— И что все это значит? — спросил я.
Ева остановилась, повернулась ко мне лицом и кончиком пальца прикоснулась к родимому пятну на подбородке. Некоторое время она внимательно рассматривала изображение дельфина, словно искала ответа на загадку.
— Что такого в этом пятне? Почему ты так разглядываешь его?
— Ты действительно не помнишь, Кирилл?
— Не помню что?
— Сидя у тебя на кухне, изливая душу друг другу, ты говорил об отце и о том, что он виноват, но в чем, так и не закончил.
— Причем тут это?
Я сел на скамейку возле пруда, согревая руки теплым дыханием. В голове крутились кадры прошлого. Я в больнице, потерянный, опустошенный, ищущий ответы на вопросы, почему это случилось именно со мной? Почему я не такой как все? Почему мама плачет, каждый раз после того, как уложит меня спать!
— В чем ты винишь отца, Кирилл? — Ева села рядом.
С закрытыми глазами я перенес себя в ту мрачную палату, где был потерянным, слабым ребенком, кричащим от галлюцинаций.
— У меня был друг.
— Какой друг, Кирилл?
— Девочка. Вся в порезах и ссадинах. Ее лицо все время было перевязано бинтами. Врачи не разрешали снимать с нее смирительную рубашку, боялись, что она может вновь навредить себе. Я до сих пор помню ту атмосферу страха, и до ужаса пугающих людей в масках, пичкающих меня таблетками. Я был один. Боялся. Маленький мальчик в огромном помещении, с незнакомыми людьми.
