— Они снимаются.
— Уже легче, — вздохнула мама. — А разрезы зачем такие большие?
— Ну, фасон такой.
— Плохой фасон. Дай-ка я их тебе застрочу, а то все ноги видны. В таком наряде стыдно на людях показаться.
Достала швейную машинку и стала застрачивать эротичные разрезы. Да-а-а, маман у меня женщина серьезная, не любит она таких вещей.
Решила лечь спать пораньше. Только улеглась, как раздался телефонный звонок.
— Тебя, подруга твоя лучшая, сказала мама.
— Ало, — зевнула я.
— Это я, я тебя не разбудила? — прошептала Нана.
— Почти, а что?
— Я хотела у тебя спросить: ты ноги давно брила?
— Ну… неделю назад. Я же в брюках хожу, под ними не видно, — ответила я.
— Слава богу. Не брей завтра.
— Это еще почему? — удивилась я, представив, как эротично будут смотреться мои волосатые ноги.
— Мы тебе в салоне депиляцию сделаем. Все. Пока, — ответила она и положила трубку.
День тридцать пятый
Испортить настроение в такой прекрасный день мог только засранец Майкл, который умудрился сжевать перья и обоссать платье, приняв его за свою любимую тряпочку. Мама тоже хороша, могла бы убрать его в шкаф, а не оставлять возле швейной машинки. Знает же, что собака наша любит все блестящее и пушистое. Сто долларов псу под хвост в полном смысле слова. Застирала пятно и стала сушить платье феном. Мама посмотрела на перья и сказала, что это и к лучшему, поскольку есть в этих перьях нечто куриное.
— С перьями оно все-таки смотрелось интереснее, — возмутилась я.
— О! Придумала, — воскликнула мама и достала из шкафа свое драповое пальто с широким песцовым воротником. — Воротник вместо перьев пришьем.
— Ну уж нет, спасибо, — ответила я и стала собираться на работу.
Зашла в душ и, совершенно забыв, о чем мы вчера договаривались с Наной, побрила ноги. Опомнилась, только когда стала натираться молочком для тела. Все, Нана меня убьет.
Пока я сушила волосы феном, мама выгладила платье, понюхала его и заявила, что оно, конечно, немного пахнет собачьей мочой, но, ежели хорошенько побрызгать духами, то никто ничего и не обнаружит. Аккуратно уложив платье и отремонтированные папой туфли на шпильках в коробку, я поехала на работу.
Только вошла в офис, как на меня набросилась Мимозина.
— Звони скорее в «НСВ», они тебе с утра трезвонят.
Интересно, что им надо? Вроде бы новости разместили. Позвонила.
— Алло, вы что-то хотели?
— Да-а-а, хотели! Что с новостями? — заорали на том конце линии.
— А что с новостями? Вчера разместили, все было в порядке. Что-то не так?
— О чем были новости? — заорали еще громче.
— О чем? О чем, хм… — я стала лихорадочно соображать. — А! О диванах. О том, что у вас появились новые диваны.
— Пра-а-а-авильно. А что на сайте висит?
— А что висит? — удивилась я и полезла на сайт. — Ну, новость и висит, со ссылкой на страницу с фотографиями.
— И что там написано? — в трубке раздался такой крик, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки.
— Написано, что вы уже месяц как производите новые диваны, которые полностью соответствуют европейским стандартам и обладают исключительными эргономическими способностями.
— А в последнем абзаце?
— Сейчас, я не могу так быстро читать. В последнем абзаце написано, написано, хм, написано… «Ты, мудила, если чего не знаешь, то так и скажи. Не фиг меня здесь учить. Я Арагорна от Леголаса еще в годовалом возрасте научилась отличать, а имена хоббитцев знаю наизусть… наши диваны доставят истинное наслаждение, вы можете поставить их как в офисе, так и дома или на даче».
Вот черт, похоже, Ромашкина по ошибке вставила предложение из форума в текст о диванах.
— Это… это ошибочка вышла… — промямлила я.
— Ошибочка? Вы называете это ошибочкой? Где Липкин?
— Липкин здесь уже не работает давным-давно, я вместо него.
— Оно и видно! При нем такого никогда не было. Исправьте немедленно. Чтобы через пять минут все было в порядке. И проверьте, куда ведет ссылка.
— Она ведет на страницу с фотографиями диванов, — ответила я.
— А вы щелкните на нее! — взревел голос, и в трубке раздались короткие гудки.
Щелкнула. Ссылка ведет на форум толкиенистов. Как можно быть такой невнимательной? Хотя я тоже хороша, могла бы и проверить. Побежала в дизайнерскую. Ромашкиной нет, и сегодня не будет. Бросилась в ноги программисту:
— Спасай, друг, давай новости на сайте править.
— А чего я? Ну почему всю работу должен делать я? — возмутился программист.
— Потому что ты самый славный, — воскликнула я.
Программист улыбнулся и стал исправлять то, что написала Ромашкина.
Позвонил Швидко, сказал, что заболел и сегодня не придет на работу.
— А как же?.. — спросила я.
— В клуб идем! Не боись! Встречаемся в шесть возле входа.
Пришел коммерческий директор и выдал мне долгожданные проценты. Куча денег, такой суммы я еще не зарабатывала никогда. Что с ними делать? Может, поехать отдохнуть в Париж? А может, купить себе машину? Или шубу?
Прибежала Мимозина и сказала, что наш фотограф сидит на крыше, возле самого края, и делает какие-то снимки.
— Надо его оттуда снять, пока он не упал! — закричала она.
Спустились вниз и стали орать:
— Александр Николаевич! Александр Николаевич! Вниз спускайтесь!
— Нет, я не спущусь, я кадр хороший ищу. Для календаря съемку заказывали? Заказывали! Так что молчите! — крикнул фотограф.
— Саша, мать твою так! — завопил Мишкин. — Если ты сейчас же не слезешь — я тебя уволю.
— А мне все равно, я и сам уволюсь, а работу свою сделаю! — завопил фотограф и чуть не упал с крыши.
— Саша, мне тебя не жалко, но камера принадлежит нашей студии и стоит бешеных денег, которых у тебя отродясь не было и не будет, я на тебя в суд подам, если ты ее испортишь! — завизжал коммерческий директор.
— Ну и подавай, я квартиру продам, верну вам деньги и уеду к брату в Москву. Буду у него в подмастерьях сидеть, краски смешивать. И вообще, я не могу теперь слезть. Я ключ от чердака потерял, пока ракурс нужный искал.
— Что делать? — ойкнула офис-менеджер.
— Сейчас, — сказала Мимозина и стала шушукаться с арт-директором.
— Все в офис! — приказал Мишкин.
