— Как? Уже нет? А вроде недавно был. Эх, несерьезная ты у меня девушка, — покачал головой папа.
— Ничего, пусть лучше с нами живет, чем с каким-нибудь алкашом, — проговорила мама.
На душе скребут кошки, все у меня не как у добрых людей. Юлька Назранова тоже хороша — «в загс Швидко не затянешь»! Затянула же эта чертова Кошкина, будь она неладна. С другой стороны, кто я для нее — очередная пассия лучшего друга их семьи. Все, больше никаких встреч и разлук. Достало меня все, если к своим почти тридцати годам я не встретила нормального человека, то, значит, уже и не встречу. Хватит, баста, карапузики!
День пятьдесят девятый
Проспала. Пришла на работу позже всех. Этого никто не заметил.
Грач написал, что его все устраивает в новых эскизах и мы можем спокойно работать дальше.
Прибежала Урсула, схватила меня за руку и потащила на рынок. Дед стоит на своем месте, и торгует пинцетами и скальпелями.
— Мы у вас вчера банки покупали, — сказала я.
— Какие банки? Не было никаких банок, то не я был, — испугался дед.
— Не дрейфь, нам еще нужно.
— А скока?
— Штук пятьдесят.
— А на фига стока? — спросил дед.
— Девушка их в Англию повезет, надо ей.
Услышав слово «Англия», дедушка лукаво улыбнулся и выдал:
— По рублю за штуку завтра притащу.
— Дорого.
— Тогда не притащу, а больше вы их нигде не найдете.
— Ладно, тащи, черт с тобой, — согласилась я.
— А вы мне денежку оставьте, хотя бы рублей двадцать. Не хочу зазря башкой своей рисковать, а так у меня гарантия будет, что вы их купите.
Оставили деду двадцатку и договорились, что завтра придем за банками.
— Вам, это, может, матрешек надо или каски военные, ордена там — могу и такое притащить! — крикнул нам вслед дед.
— Нет, нам только банки.
— А еще у меня Ленин есть бронзовый, ну, в смысле, башка его, не надо? — не унимался дед.
— Нет, не надо.
— А вы поспрошайте, может, кому из их группы надо, а то какой прок банки везти?
Пришли в офис. Мишкин валяется под столом в припадке смеха, рядом стоит Мимозина, держится за живот и тоже смеется. Вчера вечером арт-директор вставил в буклет фотографию утки, немного изменив форму, и навел вокруг красоту. Сегодня американец прислал письмо и сказал, что утверждает макет и хочет использовать эту оригинальную бутылку странной формы в качестве основы своего логотипа.
— А чем они занимаются? — поинтересовалась я.
— Высокими технологиями-и-и-и-и, — зашелся в очередном приступе хохота Мишкин.
Количество моих поклонников стремительно увеличивается, число тех, кто меня читает, приближается к пятистам. Несколько человек написали, что грех зарывать такой талант в землю и пора издавать книгу. Стало как-то не по себе. Люди годами пишут в стол, а тут накатала девочка пару историй и давай выпускать книгу. Ответила, что я подумаю над этим, а пока буду размещать в Интернете свои коротенькие рассказы.
Мимозина пригрозила, что спустит с меня шкуру, если я до вечера не напишу детальное предложение для господина Аббаса, я возмутилась и ответила, что предложение уже готово, а теперь мне нужны тексты.
— Расподлючилась, — вздохнула Мимозина, — ох расподлючилась. А как же ты для слабоалкогольщиков писала, как для огурцов? Они тоже тексты не предоставляли, и никто не жужжал. Чуяло мое сердце, что ты станешь такой же, как все наши сотрудники.
— Я от коллектива отбиваться не собираюсь, — ответила я.
Прибежала какая-то женщина в белом халате, стала спрашивать, не работает ли у нас один мужчина: грязный такой, небритый, рассеянный немного.
— Работает, это наш фотограф, — сказал Пробин. — А что надо?
— Мне бы утку забрать, а то он вчера взял попользоваться и до сих пор не вернул, а у меня на отделении полно лежачих больных и на каждого по одной посудине.
— А он нам сказал, что на помойке ее нашел, — сказала Мимозина.
— Нет, это я ему дала, он мне еще в залог оставил пятерку и сказал, что фотографий красивых наснимает, — вздохнула тетка.
Стали искать — нигде нет. Пришел фотограф, увидел санитарку, заулыбался и достал утку из холодильника, завернутую в газетку и упакованную в целлофан. Женщина забрала ее, поблагодарила и ушла, пригласив обращаться если что.
Пробин всячески обругал фотографа, сказав, что только такой идиот, как он, мог поставить грязную утку в холодильник, где мы храним продукты. Фотограф ничуть не смутился и ответил, что он хотел ее хорошенько спрятать, чтобы не потерялась, и не нашел места надежнее.
— А то у нас вечно что-то пропадает, вспомните хотя бы птицу, — напомнил он.
Пробин плюнул и пошел работать. Швидко пришел весь помятый, с черными кругами под глазами, видно, что человек не спал.
— Бухал? — поинтересовалась Мимозина.
— Отстань! — рявкнул он.
Я села за компьютер и решила, что если сегодня он напишет мне письмо, то я объясню ему, почему так себя веду. Никаких писем Швидко писать не стал, вместо этого врубил на всю громкость дудук и начал разрабатывать фирменный стиль для строительной компании. Через полчаса Мишкин взвыл и попросил выключить этот вой или надеть наушники. Швидко возразил, что это никакой не вой, а классическая армянская музыка, а в наушниках он работать не может, потому что у него от них болят уши. Потом он посоветовал Мишкину сидеть смирно и не жужжать, иначе грозился бросить работу. Мишкин вздохнул и надел свои наушники, вскоре его примеру последовали остальные сотрудники студии.
Пошли с Мимозиной обедать. Я долго возила по тарелке свою резиновую отбивную и ковырялась в салате.
— Да что с вами обоими происходит, в конце-то концов? — воскликнула Мимозина.
— А оно тебе надо? — флегматично ответила я.
— Надо! Мне надо, чтобы вы, черти, на работе делом занимались, а не сопли распускали.
— Если тебе хотелось, чтобы я работала, могла бы заранее предупредить, чтобы я не связывалась со Швидко.
— Ага, приехали, разве я тебя не предупреждала, голубушку?
— Ты не сказала, что он женат! — возмутилась я.
— Как женат? Ты чего?
— Так, у него в паспорте штамп стоит. Он на Кошкиной женат.
— А-а-ай! — Мимозина стукнула себя кулаком по лбу. — Это давняя история. Не женат он на ней. Он через два месяца после женитьбы собрал чемоданы и ушел. Не парься, дурында, у него после нее уже миллион баб было.
— А почему же он с ней не развелся до сих пор? — удивилась я.
