На следующий день Майклуша был посажен в корзинку, и веселая семейка поехала в аэропорт. В аэропорту нас ждало разочарование. Несмотря на все справки о прививках, которые маман купила у ветеринара, выпускать Майклушу за границу Украины таможенники категорически отказывались, мотивируя это тем, что собака породистая, с родословной и представляет собой огромную ценность для всего украинского народа. Пока маман препиралась с таможенниками, а братец заливался слезами, Майклуша сидел в корзинке и поскуливал. Когда маман поняла, что на таможенников не действуют ни ее веские аргументы о том, что собаку оставить не с кем, ни вопли посиневшего к тому времени Армена, она достала из кошелька десять баксов и засунула в карман мужику, который возмущался больше всех. Тот подмигнул маман и скрылся. Спустя пять минут он вернулся с бумагой, в коей говорилось, что собака породы пудель малый по кличке Майкл никакой ценности для государства украинского не представляет и подлежит немедленной депортации, ибо позорит славное имя своих славных предков-пуделей. Согласно бумаге, у Майкла были обнаружены следующие отклонения: непропорционально огромная голова, недоразвитые конечности, неправильный прикус и не в меру длинные уши. Если бы в нашем государстве собакам давали инвалидность, то с такими данными Майкл получил бы первую группу вне очереди. В аэропорту города Еревана таможенник внимательно прочел бумагу, посмотрел на Майкла с сочувствием и почесал его за ухом, приговаривая: «Бедное животное, надо же, так бог наказал, а на вид и не скажешь».
Проживу нас месяц, Майкл умудрился сожрать папино новое водительское удостоверение, сто баксов, пять пар чулок, обгрызть стены, обоссать паркет в коридоре, отодрать задники моих новых испанских туфель из нежной кожи, люто возненавидеть детей, которые постоянно пытались потискать красивую собачку, и чуть не стал причиной трагедии в личной жизни моего дяди. Случилось это, когда мы с Майклом были отправлены к бабушке и дедушке, пока маман травила дома тараканов. Майкл бегал по квартире и скулил, поскольку его разлучили с любимейшим существом на свете — моей мамой, без которой он до сих пор не может прожить и минуты, носясь за ней везде. Я болтала с дедом, бабка дремала на диване, а дядя собирался на свидание со своей невестой Рузанной. Стараясь произвести впечатление, дядька за бешеные деньги купил себе белые носки, которые в те времена считались особым шиком. Пока дядя, весело насвистывая, брился в ванной, Майкл, рыскавший по всей квартире, решил исследовать спальню. Мы с дедом сидели в комнате, и дедуля, причитая, рассказывал о том, как неделю назад ему что-то уронили на ногу и теперь палец болит так сильно, что мочи нет терпеть.
— Распух весь, посинел, болит, э-э-эх, наверно, сломан. Я его тряпочкой замотал, давай покажу тебе, — продолжал жаловаться дед.
— Давай, — согласилась я.
Дед наклонился, снял носок и, охая и ахая, стал разматывать тряпочку, а размотав, распрямился и произнес:
— А-а-ах, гляди сама, я боюсь даже смотреть, может, он уже и почернел. Только не трогай руками, очень больно.
Я взглянула на ногу, на пальцы и не заметила ни припухлости, ни других признаков воспаления.
— Я ничего не вижу, — ответила я.
Дед наклонился, надел очки, посмотрел и выдал:
— А-а-а, я все перепутал, он на другой ноге.
Бабка, дремавшая на диване, открыла один глаз и пробормотала:
— И-и-и-и-и-ищ тнашен, херик ехав сут хосас, — что в переводе означает «хватит врать».
Обиженный дед пошел в коридор, схватил ботики и сказал, что не желает общаться с такими черствыми, грубыми людьми. После этого он был застукан мною на кухне, за попыткой начистить ботинки губкой для мытья посуды. Припугнув, что выдам его бабке, если он не вернется в комнату, я поставила чайник, и мы продолжили беседу под храп мирно спавшей бабки. Дед, выходя с кухни, заглянул в спальню, подошел ко мне и прошептал: «Успокоился Майкл, больше не плачет, сидит себе перед зеркалом тихонечко. Я мимо прошел, он на меня посмотрел и даже не шелохнулся». Поверить в то, что Майкл сидит спокойно, я не могла и отправилась на разведку. Спустя три минуты мы с Майклом бежали по улице в направлении своего дома под вопли дяди: «Я убью эту собаку-у-у!» Майкл умудрился стащить дядины носки со стула и обгадить их. Дядьке пришлось идти на свидание в старомодных черных носках. Дорога к родичам с собакой была мне заказана.
В те времена Майкл был единственным псом в нашем двенадцатиподъездном девятиэтажном доме, да, пожалуй, и во всем микрорайоне. Через полгода благодаря Майклу, к которому все прониклись огромной любовью, в округе появились еще несколько четвероногих. Породистых, однако, почти не было, и Майклуша гордо расхаживал по улицам, вызывая всеобщий восторг и восхищение. Однажды, когда мы поехали в деревню, его выкрали соседи-езиды, которые никогда раньше не видели таких собак и решили, что спрячут его и выпустят после нашего отъезда. Когда вечером, обегав все село, я прибежала в слезах к ним во двор, сердце старшего сына хозяев не выдержало и он отвел меня в дом. В одной из комнат на ковре, как падишах, восседал Майкл, окруженный тарелками с молоком, домашним сыром, мясом, лавашом, помидорами, персиками и виноградам. Рядом стояла девочка и слезно уговаривала его поесть. Видимо, хозяева решили таким образом задобрить собачку. Майклуша, увидев меня, бросился в ноги и стал скулить.
Когда мы переезжали в Харьков, история в аэропорту повторилась: теперь уже армянские таможенники не хотели выпускать из Еревана такую ценную собачку — достояние армянского народа. Помогли все те же десять долларов. В самолете сидевший рядом с нами высокопоставленный армянский чиновник кормил Майклушу сыром, колбасой и поил из пиалы чаем. Майклуша угощался с превеликим удовольствием. Особенно ему понравилось пить из чашки. Когда самолет пошел на посадку, я пожалела, что отказалась от гигиенического пакетика. Добрый дядя, накормивший собаку до отвала, спускался с трапа самолета, страшно матерясь и отряхивая пальто. Видимо, Майкл решил на прощание отомстить армянскому народу за трудное детство.
И еще немного.
Папу Майкла зовут Марат, как и моего.
Родственники Майкла — чемпионы Германии.
Майкл не любит собак.
Майкл боится лошадей, грома и всего на свете.
Майкл любит маму больше всех и не может без нее жить.
Майкл ворует еду со стола.
Майкл любит кататься в машине.
Майкл ненавидит мыться и стричься.
Майкл — почти человек. Это самое умное животное, которое я когда-либо видела, и полноценный член нашей семьи.
Кстати, у меня уже больше восьмисот читателей. Друг Андрюша говорит, что я становлюсь сетевым писателем и мне пора выходить на более серьезный уровень. А что, это идея.
Позвонил Грач и поинтересовался, когда можно будет увидеть новый флеш с фотографией сына Багатского.
