— Как? — спросила я.
— Хех, нас и не такому учили на курсах, — улыбнулась Нана и стала внимательно смотреть на парня.
Сначала строила ему глазки и всячески кривлялась: поднимала удивленно брови, потом их хмурила, высунула язык и демонстративно облизала ложку, которой ела мороженое, взяла у меня из пачки сигарету, прикурила ее, сложила губки бантиком и выпустила тонкую струйку дыма в сторону молодого человека, при этом сощурив глаза, потом стала наматывать локон на палец, трогать мочку уха и облизывать губы. Это безобразие продолжалось минут двадцать, пока девушка, сидевшая рядом с парнем, не потеряла терпение. Она вскочила с места, подошла к нашему столику и зашипела на Нану:
— Я тебе сейчас патлы повырываю, сучища позорная, заведи себе мужика и стреляй глазками!
— Все испортила, а ведь он был уже на крючке, — вздохнула Нана, когда девушка удалилась.
— Ты думаешь? — спросила я.
— Сто процентов, — ответила Нана.
Я рассказала подруге о нашем разговоре со Швидко. Нана убеждена, что у нас ничего не получится, и советует мне выйти замуж за Андрюшу из Киева, пока тот не передумал.
— Но я ведь Швидко люблю, — вздохнула я.
— Люби, будешь приезжать к нему на выходные. Это так романтично. Зато ваши чувства никогда не увянут, а если вы поженитесь, то месяца через три будете сидеть на диване, зевать и обсуждать проблемы нехватки денег.
— Мои родители вон уже сколько лет вместе и до сих не надоели друг другу, — возразила я.
— Поколение наших родителей уникально в своем роде, к тому же еще неизвестно, как твои станут переживать кризис среднего возраста. Что касается нас, мы более эгоистичны.
— Не знаю, — вздохнула я, — я все-таки придерживаюсь традиционных взглядов на семью.
Допила свой кофе и пошла на работу.
— Тебе звонила Олька какая-то, просила перезвонить, — сказала офис-менеджер.
Позвонила Ольке.
— Ваня решил на мне жениться! — сообщила она таким тоном, как будто выиграла миллион.
— Так вы ведь женаты, или нет?
— Нет, мы были расписаны, это все не то, а теперь мы поженимся по законам шариата, как и полагается истинным мусульманам.
— Какие мусульмане? А как же Карма Кагью? — удивилась я.
— Это все ерунда, в исламе сила, — ответила Олька.
— Удачи, — я положила трубку.
Интересно, куда их занесет после ислама? Христианами уже были, буддистами тоже. Если завтра возникнет культ телепузиков, я больше чем уверена, что Ваня одним из первых станет ходить по улицам и призывать народ поклоняться Телепузику Великому.
После обеда распаковали коробки с открытками. Должны ведь мы оставить для портфолио несколько штук В конце концов, не будет же клиент как дурак сидеть и пересчитывать трехтысячный тираж. Как обычно, не обошлось без сюрпризов: типография не попала в цвет и сделала не такую вырубку. Но это еще полбеды, мы и не такое втюхивали клиенту. На одной из открыток вместо «Поздравляю, любимый город!» написано «Поздравля, любимый город!». Стали искать крайнего. Таня вжала голову в плечи и сказала, что она всегда допускает ошибки, поскольку девушка она очень невнимательная, но надеялась, что текст будут вычитывать. Я, в свою очередь, сослалась на то, что пребывала в состоянии глубочайшей депрессии и понадеялась на дизайнера. Мишкин пожал плечами и оправдался тем, что открыток в глаза не видел и на самом деле клиенты должны были вычитать ее, прежде чем подписывать. Ромашкина, которая обычно исправляет ошибки, заявила, что с просьбой проверить текст к ней никто не обращался и ей вообще сейчас не до этого. Технический дизайнер стал ехидно посмеиваться и намекать, что у нас бестолковые менеджеры. Программист вздохнул и сказал, что дела наши плохи, Чайка и Швидко от комментариев воздержались, а Пробин грозно посмотрел на меня и произнес коронную фразу: «Вычту из зарплаты!»
Стали думать-гадать, что можно сделать. Выход нашел Чайка, который предложил красной тушью аккуратно дописать букву Ю.
— Ты будешь на трех тысячах экземпляров дописывать? — вздохнула Мимозина.
— Буду, надо же как-то спасать нашу репутацию.
— Спасибо тебе, Леша, ты настоящий друг, — сказала я.
Чайка взял тушь, перо, приписал букву Ю, а чтобы было еще краше, навел тушью красивые узоры по всей открытке. Получилось очень даже ничего.
Мимозина позвонила директору «Власты» и наврала, что типография немного задержала тираж, поскольку готовит для них сюрприз.
— А вы без сюрпризов никак не можете? Не надо мне ваших сюрпризов, хоть раз сдайте проект вовремя, черт бы вас побрал.
— Сдадим через три дня, — залепетала Мимозина, — зато таких открыток ни у кого не будет.
— Если завтра я не получу заказ — не заплачу денег. Все! — взревел директор и бросил трубку.
Пришлось идти за тушью и перьями и сажать всех дизайнеров рисовать буквы и узоры. Мимозина предупредила, что даже если всем нам придется здесь ночевать в студии, никто не покинет студию, пока не будут готовы все открытки.
— Я уйду, мне к жене надо, — взмолился программист.
— И я тоже, я не виноват, — сказал технический дизайнер.
— Дураки! — фыркнула офис-менеджер и стала собираться домой.
Через час в офисе остались Чайка, Мишкин, Швидко, Таня, Мимозина, фотограф и я. Дизайнеры решили рисовать до упора, фотограф остался из солидарности, а мы с Мимозиной поддерживали боевой дух товарищей, то есть бегали за пивом, чипсами, сыром и колбасой, заваривали кофе, готовили пюре из пакетиков и делали массу полезных дел.
В девять вечера в студию вошла уборщица с трехлитровой банкой, в которой копошилась маленькая серая мышка.
— Ваша? — спросила она, протягивая банку.
— Нет, наши были не такие, — ответил Мишкин, зевая.
— Значит, топить, — вздохнула она.
— Наша, наша, мы ошиблись! — закричали все хором.
— Тогда платите мне десять гривен, зря я, что ли, по всему туалету за ней бегала, — расплылась уборщица в довольной улыбке.
Мишкин вздохнул, заплатил десять гривен, взял банку с мышью и пошел выпускать ее во двор.
Я позвонила маме и предупредила, что вернусь сегодня очень поздно, а может, и вообще не вернусь, потому что по моей вине допущена ошибка и мы всей студией дружно ее исправляем. Мама, конечно же, не поверила и через час примчалась на машине вместе с папой выяснять, где их дочь проводит время. Убедившись, что я не обманула, родители поохали и поехали домой. Мимозина прилегла на диван и велела мне караулить дизайнеров, пока она спит.
— Не смей засыпать или уходить — мигом разбегутся, потом не поймаешь. Если кто станет отлынивать от работы — буди, — зевнула она и накрылась пледом.
