Я села караулить. Швидко посматривает на меня и улыбается. Черт с ним, с замужеством, я сама все усложняю, в конце-то концов, люди встречаются годами, прежде чем решиться на такой шаг, а я требую от человека всего и сразу. Может, он со временем поймет, что, кроме меня, ему никто не нужен. Посмотрела на него и улыбнулась в ответ.
Полезла в ЖЖ. Рассказы мне больше размещать нельзя, поскольку питерское издательство строго-настрого запретило публиковать их в Интернете, пока не выйдет книга. Логика понятна: вряд ли книгу будут покупать, если то же самое можно почитать на халяву? Тем не менее бросать на произвол судьбы тысячу с лишним человек, которые ждут моих опусов, тоже нехорошо, поэтому я написала, что всех их очень люблю, но какое-то время не смогу порадовать своими сочинениями, потому что готовлю к изданию книгу. Странно, за столь малый срок я успела привязаться к моим читателям, людям, которых никогда не видела и вряд ли увижу, полюбила их так, как будто мы знаем друг друга сто лет, узнала привычки и предпочтения многих из них и поняла, что не все пользователи Интернета злы, есть и такие, которым не лень написать теплые слова благодарности. Жалко только, что я не успеваю всем отвечать.
Чайка встал с места и куда-то пошел.
— Ты куда? — спросила я.
— В туалет.
— И я с тобой.
— Зачем? — удивился он.
— А вдруг ты сбежишь домой?
— Не сбегу, я же сам предложил помочь, — засмеялся он и ушел.
Выскользнула за ним следом. Таки да, пошел в сторону сортира. Через пять минут Чайка не вернулся, я стала дергаться, через десять задергалась еще сильнее, а через двадцать не выдержала и пошла в туалет. Чайка сидит, прислонившись к стене, и спит.
Стала его будить. Как стыдно, из-за моей невнимательности дизайнеры сидят ночью и рисуют буковки, вместо того чтобы спать дома, как все нормальные люди. Впредь буду внимательнее. Лучше уж быть дотошной, как Липкин, вести ежедневник и проверять каждую запятую, чем потом вот так расплачиваться за свою безалаберность.
День семьдесят четвертый
Ночь плавно перетекла в утро. Не помню, как заснула, но проснулась я от щекотания в носу Открыла глаза. Все сотрудники лежат на диване, пристроившись, кто как смог. Чайка закинул на меня левую ногу и щекочет мне нос большим пальцем, Мимозина прижимает к груди Швидко, который сладко посапывает и шепчет: «Солнышко любимое!» Таня притулилась на краю дивана, облокотившись о стул, фотограф лежит на полу, а Мишкин сидит в наушниках за компьютером и гоняет машинки. Зашла уборщица, посмотрела на нас, укоризненно покачала головой и всплеснула руками: «Ну и ну, всякий стыд потеряли! Тьфу! Позор-то какой, и управы на них нет! Ну, я вам покажу, я на вас пожалуюсь, будете знать».
Она принялась будить народ. Швидко открыл глаза, посмотрел на мимозинскую грудь, потом на меня, ойкнул и побежал в туалет. Фотограф начал собирать открытки, разбросанные по всему офису, все остальные стали заваривать кофе-чай и собираться домой. Мимозина зевнула и сказала, что тоже съездит домой, приведет себя в божеский вид и вернется часам к двенадцати.
— Только ты обязательно вернись, а? А то как я без тебя буду открытки сдавать? — взмолилась я.
— Не дрейфь, вернусь, — и Мимозина, зевая, удалилась.
Собрав открытки, я села за компьютер и полезла в ЖЖ. Опаньки! Меня посетил сам Аморалиус, великий и ужасный Аморалиус, который когда-то позволил себе весьма грубый комментарий в мой адрес. Написал, что ему очень нравятся мои рассказы. Ни фига себе. Стала попискивать от удовольствия и решила сотворить что-нибудь такое-такое, чтобы весь Интернет целый год читал и никак не мог начитаться.
Проверила почту. Питерское издательство прислало мне договор. В принципе меня все устраивает, но есть одно большое НО: я не имею права публиковать рассказы, которые войдут в мою книгу, в своем Живом журнале. И что мне теперь делать? Как объяснить своим читателям, что историй больше не будет? Черт, некрасиво получается, тем более в такой момент, когда на меня обратили внимание известные личности. Да еще месяц-другой, и я переплюну Злоедрючку и Аморалиуса вместе взятых. Думала-думала и написала пост:
Дорогие друзья! В ближайшее время рассказов не будет. Мне заказали написать книгу, и я просто физически не успею делать и то и другое, к тому же, согласно договору с издательством, я не могу публиковать в ЖЖ рассказы, которые войдут в книгу. Прошу отнестись с пониманием.
Разместила сообщение и пошла курить. На лестнице стоит уборщица и жалуется на нас арендодателю.
— Вот, вот эта тоже лежала. Стыдоба какая, захожу, а они усе голые лежат вповалку на диване! Устроили Садомору, черти проклятые! — завопила она, косо посматривая на меня.
— Во-первых, мы не голые лежали, а в майках и трусах, а во-вторых, правильно говорить «Содом и Гоморра»! — выпалила я.
— Один хрен, похабщину развели! — плюнула уборщица.
Арендодатель посмотрел на меня, тяжело вздохнул, но ничего не сказал. Я докурила и пошла в студию. Предупредила Мишкина, что нас ждут большие неприятности с арендодателем.
— А хрен с ним, мы все равно скоро съезжаем в новый офис, а он пусть сдает свои курятники кому хочет, — флегматично промолвил Мишкин.
Села за компьютер и стала читать комментарии. Народ возмущен до глубины души. Лишь несколько человек отнеслись по-хорошему к моему сообщению, остальные стали ехидничать.
Что, выдохлась, да? Не пишется больше? Слинять решила? — написал один.
Не дождетесь, — ответила я.
А я в таком случае больше тебя читать не буду, — заявил другой.
Ну и хрен с тобой!
А я никогда и не читал, потому что ты ерунду пишешь всякую, — сказал третий.
А если ты не читал, то откуда знаешь, что я пишу ерунду?
А по твоей морде на юзерпике видно, — продолжал хамить он.
Ну и иди в жопу.
Но пришли и добрые слова:
Не бросайте нас, пожалуйста! Ваши рассказы очень поднимают настроение.
Еще несколько человек поддакнули:
Точно, мы тоже так думаем, пишите, хрен с ними, с издательствами.
Что делать — ума не приложу. Вроде и читателей терять не хочется, а с другой стороны, выпустить книгу все-таки важнее. Хорошенько подумала и написала в издательство письмо: дескать, благодарю за внимание, но не могу прекратить публиковать свои рассказы в ЖЖ, поскольку у меня масса читателей, которые мне очень дороги. Отправила письмо и через несколько минут поняла, что язык мой — враг мой и надобно вырвать его с корнем, а еще отбить мне пальцы, чтобы впредь неповадно было такое писать. Издатель ответил, что с пониманием относится к моей ситуации и предлагает мне написать книгу на какую-нибудь другую тему, а рассказы и дальше размещать в ЖЖ.
