Правительство развернуло и определенную пропагандистскую кампанию, стремясь дискредитировать Сертория. Он, должно быть, был объявлен «врагом римского народа». На это намекает Флор (II, 10, 1), а Помпей в своем письме сенату ясно говорит о «врагах» (Sal. Hist. II, 98, 5—6). Правительство использовало договор, заключенный Серторием с Митридатом, чтобы всячески дискредитировать мятежного проконсула. Сенат объявил врагами государства фимбрианцев Люция Магия и Люция Фанния (Сiс. II Verr. II, 87), которые являлись непосредственными инициаторами этого договора (Арр. Mithr. 68). Цицерон (II Ver. V, 72; 146; 151) обвинял наместника Сицилии Верреса в том, что тот казнил римских граждан под предлогом, что те были беглыми солдатами Сертория. Характерно, что право Верреса казнить беглых серторианцев Цицерон не оспаривает, но лишь утверждает, что под этим предлогом тот казнил и грабил купцов и судовладельцев. Видимо, не только сам Серторий, но и все его сподвижники из числа римских эмигрантов были объявлены вне закона и тем самым лишены гражданских прав, в том числе права на апелляцию в случае смертного приговора. После окончания войны Метелл и Помпей получили триумф (Vel. Pat. II, 30; Flor. II, 10, 7), хотя за победы в гражданских войнах триумф не полагался. Ясно, что сенат, воспользовавшись тем, что значительная часть войск Сертория состояла из испанцев, счел эту войну не гражданской, а «внешней».
Сам Серторий видел себя, вероятно, в первую очередь римским полководцем. Он стремился опираться на римских эмигрантов и на свою армию. В свое время он прибыл в Испанию с очень небольшим отрядом. Но позже на Пиренейский полуостров прибыла армия Перперны. Сначала Перперна рассчитывал на самостоятельные действия против сулланцев, но его воины, узнав о походе Помпея, потребовали присоединения к Серторию (Plut. Sert. 15). По отношению к римским воинам Серторий выступал как полководец на основании проконсульского империя, врученного ему досулланским правительством при отправлении в Испанию. Ливии (per. XCVI) пишет, что после смерти Сертория imperium partium перешел к Перперне. Выражение imperium partium, вероятно, является не только метафорическим обозначением партийного лидерства, но и намекает на какое-то юридическое оформление
[850].
Однако этой силы было мало для продолжительной войны. Не говоря уже о том, что в ходе многочисленных боев армия таяла, а надежды на римское пополнение были иллюзорны, надо отметить, что такая армия хороша для победного шествия. А Серторий не только одерживал победы, но и терпел поражения. В этих случаях особенно была нужна поддержка постоянного населения.
Во время своего первого пребывания в Испании в качестве наместника в 83—81 гг. до н. э. Серторий рассчитывал на поддержку италийских иммигрантов. По словам Плутарха (Sert. 6), с целью противодействия сулланским полководцам он вооружал находившихся в Испании римских поселенцев. Однако после того, как он встал во главе лузитан и кельтиберов, положение изменилось.
И сам Серторий, и его полководец Гиртулей не раз совершали походы в долину Бетиса, но удержаться там не смогли. Население этого региона явно было против них. Об этом, в частности, свидетельствуют почести, возданные Метеллу в Кордубе после одной из его побед (Plut. Sert. 22; Сiс. Arch. 10, 26). При всей преувеличенности почестей сами по себе они свидетельствуют о настроениях населения, а Кордуба была в то время центром всей этой долины и населена в значительной степени колонистами
[851]. По Цицерону (Balb. 17, 40), Гадес поставлял в Рим продовольствие во время Серторианской войны; но не имея собственной сельскохозяйственной территории, он это продовольствие явно получал из долины Бетиса. Южная Испания выступала против Сертория.
Серторию было важно укрепиться на восточном побережье: это давало бы ему плацдарм для похода в Италию и позволяло установить прямые морские связи с пиратами и Митридатом
[852]. Однако укрепиться там он так и не смог. Характерно поведение города Лаврона, который стоял на стороне Помпея и который Серторию пришлось брать штурмом, после чего город был сожжен (Plut. Sert. 18; Pomp. 18; Арр. Bel. civ. 1, 109). Главным своим портом Серторий сделал Дианий (Strabo III, 4, 6; Сiс. in Ver. 1, 34, 87), который ни до этого, ни после этого значительным центром этого региона не был. Видимо, ни на какой другой порт он рассчитывать не мог. Правда, около Тарракона Серторий вел одну из своих последних битв (Strabo III, 4, 10), но неизвестно, на чьей стороне выступал город и в чьих руках он в то время находился. Новый Карфаген в 76 г. до н. э. стал базой Меммия, легата Помпея, для его наступления на Сертория (Сiс. Balb. 5). На этом побережье только один крупный город не только встал на сторону Сертория, но и сопротивлялся Помпею и после гибели Сертория. Это — Валенция (Sal. Hist. II, fr. 98, 6; Flor. II, 10, 9). Но Валенция была в свое время основана Брутом для лузитан, сражавшихся под командованием Вириата и переселенных после убийства Вириата и разгрома лузитан на восток Испании (Liv. per. LV)
[853]. Так что это исключение только подтверждает правило: в целом восточное побережье Испании, как и ее юг, было настроено антисерториански.
На первый взгляд это кажется парадоксом. Ведь основная часть колонистов, как уже говорилось, состояла не из римлян, а из италиков, причем многие из них бежали из Италии, спасаясь от репрессий Суллы. В самой Италии италики до конца поддерживали врагов Суллы, причем в политической борьбе Серторий в свое время поддерживал именно тех, кто был на стороне италиков (Plut. Sert. 4). Однако этот парадокс только кажущийся. Италики, поселившиеся в провинции, как об этом говорилось выше, занимали там привилегированное положение и мало чем отличались от римлян. Политика Сертория, направленная на привлечение местного населения, не могла их не испугать: они боялись потерять с таким трудом приобретенные привилегии. Поэтому римско-италийское население Пиренейского полуострова выступило против Сертория.
Совершенно иной была позиция лузитан, кельтиберов и части иберов, еще не подвергшихся романизации, обитающих преимущественно во внутренних и западных частях Пиренейского полуострова. Конечно, в некоторых случаях и там Серторию приходилось подчинять местное население силой, как это он сделал с живущими в пещерах харциатанами (Plut. Sert. 17). Но наиболее значительные народы и города туземной Испании пошли за ним. Туда, в Лузитанию и Кельтиберию, уходил Серторий в случае поражения, и там он черпал новые силы.
Лузитаны признали Сертория стратегом-автократором (Plut. Sert. 11). Это напоминает, как иберы провозгласили стратегом-автократором Гасдрубала (Diod. XXV, 12), что означало признание его своим верховным вождем. Аналогичным было, видимо, и положение Сертория у лузитан. Подобным было, вероятно, его положение и по отношению к другим испанцам
[854]. В отношениях же с кельтиберами прибавился еще один момент: Серторий выступал как их патрон, а они считали себя его клиентами
[855]. В качестве клиентов они повиновались его приказам, активно участвовали в его войнах, а тот по обычаю щедро давал им золото и серебро, снабжал их всем необходимым, исполнял их желания (Plut. Sert. 14). Значительная же часть испанцев еще и «посвятила» себя ему: они дали клятву умереть вместе с ним, не только шли не раздумывая за ним, но в случае необходимости спасали его с риском для своей жизни (Plut. Sert. 15). В глазах кельтиберов Серторий выступал наследником их старой родовой знати. Они питали почти мистическую веру в этого человека и видели знак особого покровительства ему небесных сил в той белой лани, которая его всюду сопровождала (Plut. Sert. 11; Арр. Hisp. 100): культ оленя, лани был широко распространен в Испании
[856].
