– Это что ж за книги такие? С развратными картинками?
– Скорее, с отвратными. С людьми в разрезе, – скривилась я и пояснила на ошалелый желтый взгляд: – Как мышцы крепятся к костям, как устроена кожа, где сухожилия проходят…
– Погоди! Так ты стариков оперировала?
– Массажировала! – вскинулась я. И Регген, не снимая с рук налипшее тесто, прошел через кузню и сел на кресло. – Скажете тоже! Кто ж мне доверит вскрытие тел, да без образования? Никто. А вот разминанием заниматься куда как проще. Поначалу я ходила по домам, затем у местной знахарки сняла комнатушку, завела прием по записи. Тут уже из местных деревень люди потянулись, а потом из городов. Пришлось взять на обучение помощниц и еще одну комнатушку в аренду, а затем… мой муж умер.
– Он на чем-то сэкономил?
– Наоборот, попытался разжиться на жене – полез в мой кошель. Не будь он скрягой, все бы закончилось предупредительным ударом, а так как на брачных браслетах Рябой сэкономил, то получил от кошеля полноценный магический разряд. Затем второй… третий… Догнало его, когда пятый по счету медвежатник отказался вскрыть мой золотой запас. Объясняя это тем, что жить хочет долго и счастливо, и никак иначе. Муж не внял, в последний раз схватился за завязки… Вот так и скончался один из самых богатых людей округи, что считал каждую медяшку, жил в хлеву и ел как не в себя.
– А дальше что? – спросил граф-задохлик через долгую минуту моего молчания.
– А дальше – как требует того обычай, погребение, поминки и дележ имущества. Кошель мне вернул медвежатник, он же засвидетельствовал, что Рябой подавился мясом, а никак не антиворовским разрядом. После повторно пришел и сказал, что брат его зашлет сватов, как только закончится траур. Это чтоб хваткая гномка зря не пропадала.
– Сдается мне, не он один так решил, – хмыкнул маг, возвращаясь к тесту. – Женихов было много?
Шестьдесят претендентов за почти пять лет вдовства. Но вслух я сказала иное:
– Достаточно, чтоб свекровь учуяла наживу и сунула нос в мои дела.
– Жаль, не в кошель, – буркнул граф-задохлик.
– И то верно. Ведь пока я Рябая, я работаю на Рябых. Дело пришлось отдать и уйти в отчий дом, а оттуда в столицу. – Я улыбнулась, вспоминая. – После отъема массажных комнат число женихов поубавилось, но не их желание наживы. Пришлось палицей отбиваться. Тут еще отец чуть не подрядил меня стелить полы…
– А там, глядишь, опять бы выдал замуж, – буркнул маг.
– Ну да. И как можно скорее, куда ж бабе без мужика! – выдохнула я всем известную присказку и пытливо прищурилась: – А что, в столице знают о наших обычаях?
– Я пошутил! Дурная шутка получилась. – Он с ожесточением шмякнул тесто на тот самый «стол» и с удвоенным рвением взялся его вымешивать. – Свекровь, значит, отняла… а муж – скотина… и медвежатник этот. Упыри похуже вампиров!
Любо-дорого смотреть на обозленного Реггена. Глаза горят огнем, щеки пылают румянцем, волосы заплетены в колосок, и только одна прядка на лоб ниспадает. Плечи напряжены, жилы на руках вздуты, и весь такой грозный, словно не тестом занят, а врагом. Он долго месил, самозабвенно даже. И только я предложила прерваться на отдых, как вдруг граф застыл.
– Ося, но ты же все еще Рябая! У тебя и анкета была на это имя.
– И что с того?
Я взбила подушку и вновь ее обняла.
– Но как же?! Ведь если свекровь тебя найдет, она отберет твое пирожковое дело.
– Какое дело? – коварно улыбнулась. – У меня нет ничего. Пусть ищут хоть всем Рябым родом.
– Но…
– Судите сами: нет ни лицензии на торговлю, ни разрешения на производство, ни собственного жилья, – перечислила, загибая пальчики, и по секрету сообщила: – И даже капусту выращиваю не я. А если уж свекрови захочется хлебнуть моего, то я ее в подвал под лестницу заселю. Или в «Старом фениксе».
Регген крепко задумался, а после предложил:
– А просто поменять фамилию ты не можешь?
И на меня не смотрит, возможно, и не дышит в ожидании ответа. Уж не свою ли фамилию хочет предложить? С одной стороны, я под постоянной защитой его одержимости, с другой – на постоянном контроле стражей. Тут еще стоит учесть, что задохлик деньги спускает на ветер и ест как проглот. И что сказать, чтоб не обидеть?
– Я подумаю, – ответила тихо. – Лет через пять.
– То есть ты только думать начнешь лет через пять, – уловил суть удивленный Регген.
– Да.
И он замолчал на весь день и даже на следующее утро. Сам натер капусту, сам поджарил начинку. С лепкой я пыталась помочь, точно зная, что дело это муторное для мужика. Но маг удивил. Он не только не бросил производство, он еще и меня отстранил. Пирожки пожарил, затем разложил по сверткам, наполнил ими обе корзинки и отнес их в ВАМ. И это цены не узнав, меня не разбудив, не выстелив скатерками дно корзинок и обеда не дождавшись!
Очнулась я, когда портал с тихим звоном закрылся, и так разозлилась, что даже встала с тюфяка. И только распрямилась, только голову подняла, как чуть не села от безумного взгляда вернувшегося графа.
– Что случилось? – Еще не забыв про пирожки, я очень удивилась его взвинченному виду. Глаза тусклые больные, волосы дыбом и руки дрожат! – Регген, что?..
– Ничего, – выдавил он хрипло.
Рывком сбросил пальто, разулся и помчался умываться в закуток. Включил ледяную воду и, опустив голову под струю, простоял так добрых пять минут. Выключил, уставился в зеркало с сотней трещин на серебряном покрытии. Смотрел на свое отражение, но видел что-то другое, пугающее.
– Регге-е-ен?
– Ос-ся, не лезь, – буркнул он, выбивая себе еще пару-тройку минут.
– И все же? – не сдержалась и, прошагав-прошатавшись до закутка, дернула задохлика за пиджак. – Вардо… слышите?
– Чего тебе?! – взвыл несчастный.
– Где пирожки?
– У Бури, – моргнул, развернулся и вышел со словами: – Я ухожу. До вечера. Никуда не сбегай, никому не открывай.
Обулся, схватил трость, пальто и вышел… через входную дверь. В Бурфо.
Святые угодники! Это его что, на прогулку потянуло? Или вообще на волю? Неужели рычит из-за ожидания сроком в пять лет? Да вроде нет, тогда его снедала досада, а теперь вот злость. Знать бы на что. И что такого страшного случилось в академии.
