– Что все это значит? – сердито спросила Сифэн, отталкивая от себя их руки. Она облокотилась на подушку в надежде, что они не станут под ней шарить и не найдут реликвии, принадлежавшие ее матери. Но им этого не потребовалось, поскольку евнух, рывшийся в ее сложенной на стуле одежде, издал победный возглас.
– Вы говорили про золотое украшение, господин Юй? – самодовольно спросил он. Из-под платья, в котором она ходила весь день, он извлек изящный золотой гребень в виде полумесяца.
– Так и есть, – сказал господин Юй. – Хватайте ее.
Сидя в кроватях, Даньдань и Мэй округлившимися глазами следили, как евнухи грубо схватили Сифэн и потащили ее к выходу.
– Отпустите меня! Я не сделала ничего дурного! – кричала она.
Господин Юй влепил ей полновесную пощечину, и ее пронзила острая боль в щеке со все еще свежей раной.
– Не смей говорить со мной, ты, гнусная маленькая деревенщина, – зашипел он. – Следует поучить тебя хорошим манерам.
Он вывел их во внутренний двор. Несколько придворных дам и евнухов в ночных одеяниях, почуяв скандал, следовали за ними; в их сонных глазах было любопытство.
Дождь закончился, но земля была еще сырая. Евнухи бросили Сифэн на землю, мокрые каменные плиты царапали ее голые ноги. В лунном свете в руке у господина Юй зловеще поблескивала длинная страшная плетка. Она пыталась вырваться, но евнухи лишь усилили хватку; в отчаянии она оглядывала лица стоявших вокруг нее людей, пытаясь найти поддержку. Но в глаза ей бросилось лишь одно бледное, как луна, лицо, при виде которого она снова почувствовала острую боль в щеке: госпожа Сунь, безмятежно взирающая на нее.
Ей мало было уничтожить красоту Сифэн. Очевидно, она подослала кого-то – Даньдань или Мэй? – подложить гребень к вещам Сифэн, пока она спала. Сифэн вертела головой в надежде увидеть Кана, но его не было. Не было ни единого друга поблизости, кто бы спас ее от унижения.
– Разденьте ее, – приказал господин Юй, и евнухи сорвали с нее одежду. Она упала на колени, нагая и беспомощная, прикрывая грудь тонкими руками, и евнухи прижали ее лицом к земле. Дрожа всем телом, она закрыла глаза, думая о предательстве Гумы, о магических духах, которые лгали ей и из-за фальшивых обещаний которых ей теперь предстоит эта пытка.
Она сделала последнюю безнадежную попытку вырваться из рук евнухов. Двое из них схватили ее за плечи и, распрямив ее спину, приготовили ее для экзекуции.
– Сотня ударов будет в самый раз, господин Юй, – распорядилась госпожа Сунь.
По тону его ответа чувствовалось, что он поражен:
– Сто ударов, госпожа? Я полагал…
– Вы собираетесь со мной спорить? Я сказала: сто.
– Я умру сегодня, – думала Сифэн. Она превратится в лужу крови и ошметок кожи на камнях мостовой. Она крепко зажмурилась, по щекам у нее катились жгучие слезы.
– Помоги мне, – умоляла она тварь, своего единственного союзника, – пожалуйста, помоги мне.
Господин Юй встал позади нее. Она слышала, как за ним волочится плетка и он со свистом замахивается ею, опуская ее вниз с чудовищной силой.
Жестокая жгучая боль разрывала ее нежную кожу. Раньше Сифэн казалось, что она знает, что такое боль, настоящая боль, но трость Гумы не шла ни в какое сравнение с тем, что обрушилось на нее сейчас. Она кричала, зажмурив глаза, пытаясь вывернуться из рук державших ее крепкой хваткой евнухов. Плетка засвистела, снова взвиваясь вверх, и затем со всей силы врезалась в ее тело. Ее била дрожь от невыносимой боли, все плыло и кружилось у нее перед глазами.
Как странно, что ей предстоит сегодня умереть от такого жестокого и знакомого наказания.
Плетка снова щелкнула, с резким, стремительным звуком она взметнулась вверх, чтобы снова опуститься ей на спину. Сифэн приготовилась принять на себя еще один удар, надеясь потерять от него сознание. Она уже чувствовала жжение в том месте, где плеть должна была вонзиться в ее кожу…
Но удара не последовало. Евнухи ослабили хватку, так что она смогла повернуть голову. Увиденное поразило ее.
Кан стоял рядом с гневно горящим взглядом, в руке он сжимал конец плетки. Позади него с побелевшим от ярости лицом стояла Императрица Лихуа.
– Сотни ударов будет более чем достаточно, чтобы несколько раз отправить на тот свет взрослого мужчину, не то что хрупкую девушку, вам так не кажется? – с отвращением произнесла ее величество. – Что она сделала, чтобы заслужить такое?
Госпожа Сунь с вызовом во взгляде расправила плечи.
– Она украла мой гребень, несмотря не только на мое присутствие, но также и на присутствие Императора. Я хотела преподать ей урок.
– Убив ее? Мертвое тело с трудом поддается обучению.
Императрица посмотрела на евнухов.
– Сейчас же наденьте на нее платье и позовите Бохая ко мне в покои. Всем остальным немедленно возвращаться в постели.
Зрители ретировались, суматошно отвешивая поклоны.
– Я имею право поступать так, как считаю нужным с любым, кто находится у меня в услужении, – в голосе госпожи Сунь слышалась такая неприкрытая ненависть, что даже господин Юй отшатнулся от нее.
– Сифэн не у вас в услужении, а у меня. Попрошу запомнить это, прежде чем вы предпримете попытку убить всех моих женщин.
Императрица смерила уничижительным взглядом старшего евнуха и мадам Хун:
– Мне передали, что вы определили Сифэн в горничные к госпоже Сунь. Полагаю, что, имея в своем распоряжении более двухсот слуг, вы можете найти кого-нибудь более подходящего, чтобы убирать за ее животными, чем придворную даму, рекомендованную Наследным принцем.
Она была великолепна, выражая свое неодобрение; в ее поднятом подбородке и сверкающих глазах читалось презрение.
– Дочь драконов, – думала Сифэн, пока Кан помогал ей подняться на ноги. Она прислонилась к нему; ее все еще трясло от боли. Он стал через голову надевать на нее платье, и Сифэн сжала зубы и застонала от прикосновения ткани к свежим ранам.
Императрица перевела на нее свой огненный взор.
– Ты действительно украла гребень, Сифэн?
– Нет, ваше величество, – ответила она прерывающимся голосом. – Мне незачем было это делать.
Тонкие губы Императрицы тронула улыбка.
– Ты не смогла бы его носить дольше пяти минут, тебя бы тут же поймали.
Она взглянула на покрасневшую госпожу Сунь.
– Господин Юй, мадам Хун, мы поговорим об этом утром. Сифэн, пойдем со мной.
Она повернулась, вышитый на ее платье золотой феникс мерцал, как будто объятый пламенем.
– Я подожду тебя за дверью, – пообещал Кан. Он помог ей подняться по ступеням на верхний этаж здания. Она ощущала жжение от ран на спине и боль от крепкой хватки евнухов у себя на руках – к утру на этом месте появятся фиолетовые синяки.
