Она проводила ночи в тягостной неопределенности, а дни – в одиночестве, занятая шитьем, в то время как всех прочих придворных дам Императрица приглашала к себе.
Когда наконец однажды утром ее позвали в спальню Императрицы, она была удивлена. Ее величество сидела в постели, подле нее на стуле примостилась седая согбенная старуха в простой одежде из хлопка, какую носят служанки.
– Заходи, Сифэн, – ласково произнесла Императрица, как будто между ними никогда не было и не могло быть никакого охлаждения. Она, казалось, была в прекрасном настроении, но бледность ее осунувшегося лица, ее болезненный вид свидетельствовали о тяжело переносимой беременности.
– Ты как раз вовремя, чтобы послушать историю. Я рассказываю ее ребенку каждый день, а когда она появится на свет, ее няня, Ама, поможет мне, тоже рассказывая ее.
– Она, ваше величество?
Императрица погладила свой округлившийся живот.
– Это будет девочка. Я слышу, как она разговаривает со мной. Она говорит, что она – та, которую я так долго ждала… которую все мы так долго ждали. А я, в свою очередь, рассказываю ей о том, кто она такая. Я рассказываю ей о Владыках-Драконах, которые сотворили наш мир, и о Царе Драконов, кровь которого течет в ее жилах.
Сифэн представила дитя, свернувшееся в животе у Императрицы, ее крошечное сердце, гоняющее по тельцу самую драгоценную живую кровь Фэн Лу. Но живую кровь можно легко добыть.
– И еще я рассказываю ей историю о двух влюбленных в Великом Лесу. Знаешь ее?
– Моя… тетка редко рассказывала мне истории, – голос Сифэн дрогнул, она не в силах была произнести слово мать. Много недель назад Императрица Лихуа, быть может, отозвалась бы на тоску в ее голосе. Однако теперь ее глаза и сердце были полностью сосредоточены на нерожденном младенце у нее в животе.
– В давние времена, – произнесла ее величество с мечтательным выражением, – когда драконы еще ходили по земле, жила-была царица, любившая свою дочь больше, чем все драгоценные камни ее царства. Она исполняла все ее желания, а в ответ просила лишь об одном: чтобы принцесса вышла замуж за того, кого ей выберут. Но принцесса уже отдала свое сердце бедному музыканту. Он пел как птица и научил ее понимать и любить песню, которую пели окружавшие дворец деревья. Она поклялась, что станет его женой, хотя он и просил ее отказаться от этой мысли, так как жил в нищете.
– Они придумали план: он спрячется в лесу, оставляя за собой след из фонариков, по которому она сможет его отыскать. Некоторые из фонариков будут задрапированы красной тканью, и именно их она должна будет держаться, чтобы найти его и присоединиться к нему. Но еще до того, как она выполнила их уговор, нареченный ей жених узнал об их любви и последовал за своим соперником в лес. Он убил его одним ударом меча прежде, чем музыкант успел задрапировать фонарики, и его кровь забрызгала один из фонариков.
Сифэн неосознанно подалась вперед, чтобы лучше слышать, но потом заметила, что за ней наблюдает Ама. На лице женщины появилась улыбка, на которую Сифэн не стала отвечать.
– Принцессу убедили, что возлюбленный отказался от нее, – продолжала Императрица Лихуа, – и что его нежелание оставить позади себя красные фонарики было способом отговорить ее следовать за собой. Поэтому она вышла замуж за выбранного ей матерью жениха, но стала очень печальной и молчаливой. Она приказала зажечь все фонарики в лесу и целыми днями бродила между ними.
– В один из дней она набрела на единственный красный фонарик, который ей до того не попадался. Она обрадовалась, поняв, что возлюбленный ее не отверг и хотел быть с ней. На ветку рядом с фонариком села серенькая птичка и стала насвистывать песенку, которую музыкант когда-то сочинил для нее. Из глаз птички текли кровавые слезы, и птичка знаками попросила принцессу выпить их, но та отказалась.
– Трижды приходила она, чтобы послушать птичку, и, слушая знакомую мелодию, все больше убеждалась, что птичка – это ее возлюбленный. Она рассказала обо всем царице, и та, зная, насколько несчастлива принцесса, посоветовала ей выпить слезы. Принцесса, увидев, что ее мать наконец уступила, попрощалась с ней. Она вернулась в лес и выпила кровавые слезы птички, после чего ее руки превратились в крылья, а волосы – в перья. Она взлетела на ветку возле красного фонарика, на которой сидел ее возлюбленный, и, говорят, они до сих пор живут там, соединившись в вечной любви.
Сифэн чувствовала огромное нервное напряжение. Сама по себе эта история была не более чем глупой сказкой, но ее по непонятной причине затронуло что-то в упоминании о фонариках в лесу, в этом было предупреждение.
Она прикрыла глаза, и перед ее мысленным взором замелькали живые образы: ароматы от клубящихся курений; водоем, наполненный неподвижными телами женщин, лишенных сердец; карта с изображением переодетой девушки с ногой, занесенной над краем обрыва. И фонарики, тысяча фонариков, до которых невозможно дотянуться. Но она не могла догадаться, в чем их значение и как они связаны с ней. В этом была тайна, в которую, как она чувствовала, ей необходимо было проникнуть.
Императрица Лихуа отослала служанку.
– Мне хочется, чтобы ты осталась и поговорила со мной, Сифэн, как это раньше бывало.
– Почту за честь, ваше величество.
– Бохай говорит, что я рожу здорового ребенка. Это настоящее чудо. Он удивлен не меньше моего, – сказала Императрица. Нежная удовлетворенная улыбка смягчила ее черты, казалось, она радовалась, что опровергла опасения врача.
– Дитя появится на свет в первые дни зимы, когда посольство отправится в горы. Возможно, я буду в состоянии проводить их и попросить, чтобы они помолились о здоровье принцессы.
– Я сделаю то же самое.
Однако Сифэн сама слышала пустоту в этом своем обещании. Она теперь не видела пользы в богах, которые так долго пренебрегали ею. Только один из них ответил на ее молитвы, и он заботился о ней, а не о каком-то избалованном молокососе, об отродье, даже еще не родившемся.
Императрица медленно кивнула, глядя на Сифэн так, как будто видела перед собой незнакомку. Она отпила из узорчатой чашки, держа ее обеими руками.
– Я терпеть не могу вкус нового снадобья, но Бохай не должен об этом знать. Это все равно что ругать кушанье в присутствии повара.
Наблюдая за отхлебнувшей еще один глоток Императрицей, Сифэн ощущала леденящую пустоту. Как будто ее величество оставила огромную брешь в ее сердце, которую ничем уже невозможно заполнить.
– У всех наших поступков бывают последствия, – сказала ей Гума. Даже – и, может быть, особенно, – если это расплата за то, как смотрел Император на Сифэн в вечер празднования дня рождения его супруги.
Судя по дрожи поставивших чашку на стол рук Императрицы, ее мысли текли в похожем направлении.
– Его величество увлекся тобой, – прямо сказала она. – Исчезновение госпожи Сунь, к моему удивлению, не слишком его огорчило, и он не единожды хвалил тебя в моем присутствии.
