С этого дня он всегда брал ее с собой в совет. И это была первая перемена.
Второй переменой стала полная и окончательная потеря расположения Императрицы Лихуа. И по мере того, как дни становились короче и снег припорашивал землю, Сифэн стала замечать знаки других перемен.
К примеру, женщина, делившая с ней спальню, внезапно переехала в другую комнату, забрав с собой все свое имущество и оставив спальню в полное распоряжение Сифэн. В то же время занимающие высокое положение евнухи, прежде никогда не удостаивавшие ее разговором, начали относиться к ней с почтением и даже приглашать ее на свои небольшие вечеринки.
– Благодарю вас, но, к сожалению, не могу принять ваше приглашение, – благосклонно отвечала она им. – Я уже обещала Кану.
Так она показывала им, кто пользуется ее доверием: единственный евнух, даривший ей свою дружбу до того, как она приобрела расположение его величества.
– Ты так красиво умеешь поставить их на место, – поддразнил ее как-то Кан.
– Это умение, которому можно научиться. Теперь и ты должен его приобрести, поскольку ты стал важным человеком.
Император Цзюнь охотно выполнил ее просьбу дать Кану более высокую должность, соответствующую его возросшему влиянию.
Прогуливаясь по заснеженным садам, они повстречали Бохая, снова спешащего по аллее Императрицы в сторону ее покоев.
– На этой неделе Бохай навещает Императрицу каждый день, – заметил Кан. – Все ли с ней в порядке?
В эти дни Императрица Лихуа редко покидала постель, но если она все же выходила, то двигалась медленно, с нежной заботой поддерживая свой живот, чтобы не потревожить дитя.
– Как глупо, – думала Сифэн, – когда ребенок появится на свет, окружающий мир в любом случае будет наносить ей раны. Если только она не родится достаточно сильной, чтобы преодолевать боль, как Сифэн.
– Надеюсь, что у нее будет девочка. Мне, конечно, все равно, – быстро произнес Кан. – Но все-таки несправедливо так страдать ради всего лишь мальчика.
– Всего лишь мальчика. Знаешь ли ты, сколько женщин готовы убить ради всего лишь мальчика, – Сифэн следила, как Бохай входит в покои Императрицы. Мальчик – это безопасность, защищенность и уважение к выносившей его царице.
Дочь не научится ничему стоящему от Императрицы, чересчур мягкой и нежной, не имеющей представления о борьбе за существование. Она будет учить девочку всяким бесполезным вещам, вроде названий цветов и небылиц о звездах, или любви к свету фонариков. Она могла бы обладать огромной властью, родив трех сыновей царской крови, но не пожелала ею воспользоваться.
– У нее завидное положение. Она выполнила свою обязанность – родить наследников престола, а теперь, когда сыновья выросли, она может сосредоточиться на себе и на заботе о счастье Императора. Он никогда не променяет ее на другую женщину.
Она замолчала, осознав содержащуюся в ее словах иронию. Раньше она ненавидела госпожу Сунь за то, что та причиняла боль Императрице Лихуа, отняв у нее мужа. А теперь Сифэн идет по той же неверной дорожке.
– Нет, – сказала она себе, – не вполне по той же.
– Как поживает его величество? Я гляжу, его подарки становятся все дороже.
Сифэн искоса посмотрела на него.
– Вчера это была варварская скрипка, одна из всего двух, сделанных из сосны, растущей в Горах Просветления. За день до этого он подарил мне коробку цветочного чая с Летних Островов, думая, что чай может мне понравиться.
Невзирая на холод, евнух от восторга начал обмахиваться веером.
– Не забудь про красивое шелковое платье и еще про стеклянные цветы. Но главное, конечно, твоя свобода.
Он был бесконечно счастлив, что Сифэн, так же как Императрица и наложницы, имела теперь право в любое время покидать город женщин, единственным условием было иметь при себе евнуха в качестве защиты.
– А как насчет этого твоего друга?
– Что насчет него? – огрызнулась Сифэн.
Каждое утро она просыпалась с мыслями о Вэе, все усилия забыть боль не помогали. Она любила его, и она отреклась от него. Он выполнил свою роль и не мог больше быть ей полезен, настала пора отпустить его от себя. Ее будущим был Цзюнь, а не какой-то возлюбленный из времен детства; его возможности помочь ей воплотить свою судьбу примерно такие же, как помочь ей взлететь к звездам. Однако, как бы часто она ни напоминала себе об этом, ей больно было оттого, что уже несколько месяцев она не имела от Вэя никаких вестей. Об ее многообещающем романе с Императором было известно всем и каждому, и это не могло оставаться секретом для Вэя.
Она взяла Кана за руку.
– Извини. Я не хотела тебя обидеть.
– Ты не должна передо мной извиняться. Ты выше этого. Я упомянул его только потому, что он сегодня передал для тебя записку.
Он вытащил из рукава свиток и передал ей.
Сифэн взяла его со смешанным чувством страха и облегчения и прочитала короткое послание:
– Жди меня сегодня вечером в саду.
Здесь не было слов о любви, только одна лаконичная фраза.
– До чего же он, должно быть, меня презирает, – прошептала она, вспоминая их последнюю встречу в саду. – Ты ведь не винишь меня так же, как он, правда?
– За то, что ты хочешь для себя лучшего будущего? – евнух покачал головой. – Возможно, тебе не стоит ходить туда сегодня вечером, а может, и вообще лучше никогда больше с ним не встречаться, Сифэн. Ты теперь вознеслась над ним слишком высоко.
– Это то, чего он боялся больше всего на свете, – тихо сказала Сифэн. – Ему всегда хотелось спрятать меня и уберечь от опасностей.
– В таком случае ты можешь порадоваться, что сделала правильный выбор. Есть люди, умеющие воспользоваться случаем, а есть те, кто боится ухватиться за подвернувшийся шанс. Не дай им повиснуть у себя на крыльях.
Хидэки когда-то сравнил Императорский Двор с песчаной ямой. Сифэн находила это описание довольно точным, однако Хидэки не знал, что карабкаться по стенам этой ямы было легко. Единственное, что нужно сделать, – это выпустить шипы… позволить длинным смертоносным остриям вырасти из кожи. Нужно впиваться ими в других людей и карабкаться по ним, скользким от крови, потому что на вершине светит солнце и только это важно в одинокой и тошнотворной жизни.
Сифэн спрятала свиток в одежде. Кан был прав: она стала недосягаемой для Вэя. И все-таки она не перестала тосковать о нем, ей хотелось его увидеть, и она решила встретиться с ним, чтобы убедиться, что у него все хорошо. В конце концов, она обязана это сделать по отношению к другу детства, не более того.
Они проходили мимо полузамерзшего пруда, и Сифэн увидела свое отражение, оживившее стынущую воду рубиново-черными отблесками. Она остановилась, чтобы полюбоваться собой.
