Ему было пятнадцать, он был худой и высокий, как жердь, и совершенно потрясающий, и она была влюблена в него по уши, что на тот момент казалось чем-то неизбежным. Когда он корпел над домашним заданием, то бубнил себе что-то под нос по-португальски, и Алии казалось, что она в жизни не видела ничего милее.
В тот вечер Алия поставила на письме подпись, украсив ее завитушками, засунула его между страниц учебника по математике, принадлежащего Тео, и пребывала в восторженном настроении до тех пор, пока не настало время ложиться спать. Тогда на место радости пришел страх. Она бросилась назад в гостиную, но Тео уже вернулся за стол, лишив ее возможности забрать письмо. Через некоторое время он собрал учебники, засунул их в сумку и ушел, а Алия все это время сидела рядом, делая вид, что спрягает французские глаголы, в полной уверенности, что ее вот-вот стошнит. Она попыталась вернуть письмо на следующий день после школы, но когда открыла учебник математики, письма уже не было.
Она никогда не забудет ужасное, тошнотворное чувство стыда, которое испытала в тот момент, – особенно после того, как только что испытала его снова.
Тео так ничего и не сказал, но она заметила, что он больше никогда не оставался с ней в комнате наедине. А может, ей просто показалось. Правды Алия так и не узнала. Но усилия, которые она прилагала следующие несколько месяцев, чтобы вести себя как ни в чем не бывало, были для нее пыткой. Потом наступило лето, и Тео вернулся с отцом в Сан-Паулу, а Алия с Джейсоном отправились на остров Мартас-Винъярд, где она почти полностью оправилась от позора. Вот только когда Тео вернулся, он был на полфута выше, чем прежде, а редкие воспаления на лице исчезли без следа. Казалось, в нем не осталось ничего человеческого. А Алия ничуть не изменилась.
Алия пригладила влажную футболку.
– Ну вот, – сказала она, – это был худший момент в моей жизни.
– Алия, – Тео поднялся на ноги, – это ерунда. Честное слово, это здорово.
Тео не замечал ее, Тео дразнил ее… но чтобы Тео ее жалел?
– Всем спокойной ночи, – прощебетала она, улыбаясь через силу, и бросилась к тропе, не обернувшись, когда Диана крикнула: «Алия!»
Она начала подниматься наверх. Ее душили слезы. Дело было не в смущении. Дело было не в воспоминании. Дело было во всем, что с ними связано, в каждом злом комментарии, который она мысленно отпускала себе и которые теперь хором звучали в голове. Надев лассо, она словно взглянула в зеркало, игнорирующее все иллюзии, которыми она себя окружала, выбивающее все подпорки, которые ее поддерживали. Оставляющее только ее саму. Слишком маленькая грудь. Слишком большая задница. Тусклая кожа. Слишком заумная, слишком странная, слишком зажатая. Лассо показало ей, что ее радует взаимная неприязнь Тео и Ним, потому что Ним была в сотни раз веселее, храбрее и интереснее, чем она сама. Ним была ослепительным огненным шаром, а Алия – едва теплющимся огоньком под слоем углей, который так легко не заметить. От мысли, что однажды Тео может взглянуть на Ним и захотеть ее, выбрать ее, Алия немного ненавидела их обоих, а себя ненавидела еще больше.
Она забралась на заднее сиденье машины и свернулась в клубок, прижавшись к двери. Через стекло она видела те же звезды, но теперь при взгляде на них чувствовала только собственную незначительность.
Спустя какое-то время она услышала, как Ним открывает дверь и устраивается на водительском сиденье.
– Спишь? – прошептала Ним.
– Нет.
Притворяться ей не хотелось.
– Что оно тебе показало?
Алия бросила на Ним быстрый взгляд. Та сидела уставившись на лобовое стекло. Возможно, так говорить было проще: в темноте, не глядя друг другу в глаза.
Алия прислонилась затылком к стеклу.
– Если вкратце – что я жалкое завистливое ничтожество. А тебе?
– Что я трусиха.
– Чушь. Ты самый храбрый человек, которого я знаю. Ты надела в клуб шорты с подтяжками.
– Вроде вышло неплохо.
– Как я и говорила.
Ним поерзала в кресле.
– На словах-то я смелая, но я ни разу не приводила девушку домой. Никогда даже не намекала на это родителям. Я боюсь, что если я это сделаю, то все развалится.
Алия удивленно моргнула. Она считала, что Ним расскажет правду родителям, когда будет к этому готова. У нее была одна из самых любящих семей, которые она знала.
– Это неправда.
– Неважно, правда это или нет. Это ощущается как правда.
Алия помолчала. Сжала руку так, что ногти впились в ладонь.
– Не бросай меня, ладно?
Ним извернулась в кресле и откинула с лица волосы.
– Что?
Алия заставила себя посмотреть ей в глаза.
– После источника все изменится. Я больше не буду бояться людей. Я стану интересней. Буду ходить на вечеринки. Все, что захочешь.
– Алия, ты можешь хоть до утра отплясывать на рейвах в заброшенных ангарах или сидеть дома, любуясь на микробов в микроскоп, – а я знаю, что этого ты и хотела бы. Мы всегда будем вдвоем против всего мира.
– Почему?
– Потому что все остальные – полный отстой, и тут не нужно никакого волшебного лассо, чтобы понять, что я говорю правду.
Алия улыбнулась, ощущая, как отступают стыд и обида. Она прикрыла глаза, вдруг почувствовав, что вполне может сегодня заснуть.
– Алия, – услышала она шепот Ним.
– М-м?
– Только без обид, но это худшие каникулы в моей жизни.
– А я тебе говорила, что надо было выбирать Гранд-Каньон, – успела пробормотать она, прежде чем ее накрыла усталость и она погрузилась в глубокое море сна.
Глава 21
Диана присыпала остатки костра землей, чтобы он не разгорелся снова, и подумала, не стоит ли извиниться перед Алией. Когда Алия скрылась на холме, они долго глядели друг на друга в молчании; Тео неловко переминался с ноги на ногу.
– Может, мне… – отважился он.
– Нет, – сказала Ним. – Дай ей успокоиться, а потом сделай вид, что ничего не произошло.
– Но…
– Она права, – сказала Диана, хотя ей и самой хотелось пойти за Алией. Она на своей шкуре узнала, что такое унижение, когда тащилась позади матери и других амазонок, – всегда самая медленная, самая последняя, вычеркнутая из их понимания мира. Когда ее гордости наносили удар, ей не хотелось, чтобы кто-то напоминал ей о ее провалах. Ей хотелось уединения скал. Ей хотелось побыть одной, пока обида не уляжется, не уменьшится настолько, чтобы ее можно было спрятать с глаз долой. – Дайте ей побыть одной.
Джейсон недоверчиво уставился на Тео.
– Она послала тебе любовное письмо?
– Ну и что?
