Диана постаралась скрыть удивление. Именно так ей описывали типичное поведение смертных. И все же Джейсон распознал склонность к насилию, которая передалась ему по линии Кералисов. Он боролся с ней, пытался ее обуздать.
– Из-за этого ты так ценишь контроль?
– Да. Но еще и из-за того, как меня воспитали. Мама всегда говорила, что деньги не смогут защитить нас с Алией от всего. Что люди будут ждать, когда мы оступимся, чтобы доказать, что мы не заслуживаем того, что имеем.
– Мне это знакомо, – признала она.
Он покосился на нее с недоверием.
– Неужели? Это стало для нас ловушкой. Нам с Алией всегда приходится быть лучше. Нам всегда приходится быть на шаг впереди. Но чем сильнее становишься, чем больших высот достигаешь, тем больше люди хотят указать тебе на твое место. – Он прижался затылком к скале. – Это тяжело. И потом, вся эта осмотрительность не оставляет места для величия.
А может, ей только показалось, что она его понимает. На острове Диана знала, что ее неудачи значат больше чужих, но она также знала, что ее достижения будут принадлежать ей, что если она будет бежать достаточно быстро, сражаться достаточно храбро, мыслить достаточно живо, то ее сестры отнесутся к ее победам с уважением.
Она слегка толкнула его локтем.
– Это вовсе не глупость. То, что ты сказал в самолете. Нам всем хочется свой кусочек величия.
Джейсон повернул к ней голову.
– А если хочется больше кусочка?
Что-то в его словах заставило ее пульс участиться.
– Насколько больше?
– Не знаю. – Он снова перевел взгляд на небо. – Ты откусываешь. Потом откусываешь еще раз. Как понять, когда ты наешься?
«Я вижу тебя насквозь, дочь Земли. Я вижу, что ты мечтаешь о славе».
– Значит, твое желание управлять «Кералис Лэбс», наследием твоих родителей…
– Их наследием, – повторил он с горьким смешком. – Знаешь, часть меня хочет верить, что это сила Алии вызвала автокатастрофу, в которой они погибли.
Диана резко вздохнула, и он посмотрел на нее мерцающими темными глазами.
– Как тебе такая правда? – спросил он. – Потому-то я и заставил Майкла провести тщательное расследование. Я хотел вскрыть заговор, найти объяснение, причину. Если мечтать о великих деяниях – не глупость, то это – именно она. Так рассуждают маленькие дети.
Что значит потерять столько в одну ночь? Кто бы на его месте не искал порядка, хоть какого-то контроля над своей жизнью?
– Ты хотел понять, ради чего они погибли. В этом нет ничего плохого.
Джейсон оттолкнулся от скалы и побрел к краю утеса.
– Я хотел переделать мир. Превратить его во что-то понятное. – Он скрестил руки, устремив взгляд вперед, и Диана вспомнила, как он стоял в фруктовой роще: каменный часовой, несущий свой дозор. – До сих пор хочу.
– Поэтому ты хочешь сохранить контроль над компанией.
Он склонил голову набок и медленно вернулся к скале.
– Почему из нас двоих в конечном итоге всегда говорю я?
– Может, я просто хороший слушатель?
Он фыркнул.
– Давай заключим сделку. Ты отвечаешь на двадцать вопросов, а я прощаю тебя за лассо.
Она отмахнулась.
– Двадцать – это слишком много.
– Десять.
– Три.
– Три? – недоверчиво переспросил он. – Это ничто!
Она догадывалась, о чем он захочет спросить, и была готова рассказать ему правду о том, кто она такая, – может, не всю, но хотя бы часть. Эту информацию она вытянула из него силой. Ее она могла ему вернуть.
Диана пожала плечами.
– В сказках всего всегда по три. Три желания. Три вопроса.
Он вздохнул и снова прислонился к скале рядом с ней.
– Хорошо. Но ты должна отвечать правдиво.
– Постараюсь.
Он в предвкушении потер руки.
– Итак, Диана Принс. Там, откуда ты приехала, у тебя есть парень?
Она засмеялась. Такого вопроса она совсем не ожидала.
– Нет.
– Девушка?
– Нет. Ты же понимаешь, что эта игра – не твой конек, да? Минус два вопроса.
– Но…
– Правила есть правила. Последний вопрос, Джейсон Кералис.
Она ждала. Она знала, какой вопрос он задаст.
– Ну ладно, – сказал он. – Что это за легенда о двойной звезде?
Она удивленно выпрямилась. Никаких вопросов о ее доме? О ее народе?
– Ты запомнил?
– Да. И видел, что ты не хочешь мне ее рассказывать.
Она поморщилась.
– Меня так легко прочитать?
– Может, я просто хороший слушатель. Давай. Легенда.
Диана снова прислонилась к скале, слушая, как воет в соснах ветер. Это была тайна другого рода. Она уже призналась ему, что эта история была ее любимой. Ей не хотелось выглядеть глупо.
Она устремила взгляд в ночное небо.
– Знаешь, как найти Большую Медведицу?
– Большой Ковш? Конечно.
Она вытянула руку, проводя в небе линию.
– Если мысленно продлить ручку, сбоку будет Арктур. А если двигаться еще дальше, то увидишь звезду, известную как Рог или Ацимех. Это одна из самых ярких звезд в небе.
– Ее сложно не заметить.
– Но у нее есть секрет.
Он поцокал языком.
– Ничем хорошим это обычно не заканчивается.
– Точно. На самом деле это две звезды, которые вращаются вокруг общего центра, так близко, что их почти невозможно различить. Говорят, что жила когда-то на свете великая воительница по имени Зораида, которая поклялась, что отдаст свое сердце только равному. Но никому не удавалось победить ее в бою.
– И тут на сцену выходит герой.
– Зораида и есть герой. Но другой воин – человек гордый и сильный – действительно пришел и бросил ей вызов. Он поклялся, что одолеет ее или умрет, и тогда они сошлись на рассвете: Зораида с верным боевым топором и Агатон с мечом, сверкающим, как утреннее солнце. – Диана прикрыла глаза, вспоминая слова легенды. – С самого начала было видно, что их силы равны, и долина заполнилась звоном оружия, которое они обрушивали друг на друга. Бились они несколько дней и ночей. И когда топор Зораиды разбился о латную рукавицу Агатона, а меч Агатона сломался о щит Зораиды, они продолжили бой, ибо никто не хотел уступать.
– И кто победил?
Диана открыла глаза.
– Никто. Или оба. Зависит от того, с какой стороны посмотреть. Но пока они сражались, их уважение друг к другу росло. Они полюбили друг друга, но равны они были не только в силе, но и в упрямстве. Они умерли в объятиях друг друга и с последним вздохом произнесли слова брачного обета. Боги поместили их на небо, где они останутся навсегда, и свет одной звезды никогда не затмит свет другой, и каждая из них будет править своей частью неба в надменном одиночестве.
