Поднялся ветер, вздымая с земли облако пыли, и воздух наполнился цокотом копыт. Пыль собралась воедино, приняв форму двух кружащих вокруг них колесниц; копыта лошадей, казалось, парили в воздухе.
– Ну, не знаю. – Тео попятился, прижимаясь вместе с остальными к основанию гробницы. – Я красавчик.
Фобос в колеснице улыбнулся, показав уродливые острые зубы.
– Или нет.
Возможно ли, что боги войны стали сильнее? До заката оставалось совсем немного времени. Может, поэтому им больше не нужны тела Ним и Тео? Или все это было для них просто игрой?
– Ты приготовила для нас пир! – закричал Фобос, повышая голос до визга, перекрывающего стук колес и копыт.
– Ах, юная воительница, – торжествующе воскликнул Деймос, и треск его кнута разорвал воздух, как взрыв бомбы, – сегодня мы будем есть до отвала!
Эрис взмыла в небо, невыносимо громко стуча мечом по щиту. Диана закрыла уши руками, но голос собственного сожаления заглушить не могла. Она все сделала не так. Она потерпела поражение.
– Настало время луны урожая. Через час солнце сядет и наступит тьма, а ты все прохлаждаешься, – закаркала Эрис. Она поднялась выше, и ее огромные крылья закрыли солнце, погружая их в тень. – Что ты скажешь своим сестрам? А матери?
– А ты, Вестница войны, – издевался Деймос, подгоняя лошадей, – что ты скажешь матери, когда встретишься с ней?
Фобос взревел от хохота.
– В подземном мире твоя мать будет носить вуаль и прятать лицо от стыда, который ты навлекла на нее, хаптандра, проклятая.
Диана и остальные испуганно сбились в кружок, спиной к спине, плечом к плечу, а колесницы кружили, кони выбивали копытами комья земли, задирали губы и кусали золотые удила; по их мордам стекала окрашенная кровью пена.
Щиты, копыта, кнут, грохот колес – звуки заполняли голову Дианы и отдавались болью в зубах.
– Я не могу думать! – завопил Тео. – Они слишком громкие.
– Но почему? – заорала Алия. – В прошлый раз было по-другому! Почему они так шумят?
Джейсон помотал головой, закрывая уши ладонями.
– Они победили и знают это!
Он был прав. Алия, как и все они, цеплялась за ложную надежду. Как типично для смертных. И все же… если Диана все это время ошибалась, зачем им вмешиваться? Чтобы позлорадствовать? На Темискире она привыкла к необычным вещам и тому, что боги выдвигали свои требования, что именно их воле подчинялись законы острова. Но в мире смертных все было не так, как на Темискире, и боги битвы отличались от богинь ее дома. Они жаждали крови и горя. Они нуждались в них, и для утоления этого голода им нужны были смертные. Так почему они здесь? Неужели они пришли просто для того, чтобы насладиться ее страданиями в этот последний час?
Ее страданиями – но не ужасом. Ей было страшно, она была зла и гневалась на саму себя, но того бессвязного, опустошающего ужаса она не ощущала. Почему боги войны не пытались заставить их паниковать? Потому что тогда они бы бросились бежать. А что, если они просто хотели их задержать, чтобы они стояли здесь, парализованные и оглушенные? Что, если Алия права, и у них действительно есть какая-то цель? Что, если весь этот грохот нужен для того, чтобы что-то заглушить?
Она вспомнила, как Фобос зашипел от прикосновения лассо. Может ли лассо убить бога? Впрочем, это было необязательно. Ей нужно только их отпугнуть. Ей нужно хоть ненадолго заставить их замолчать.
Диана сжала зубы и убрала руки от ушей. Шум превратился в рев, от которого сводило челюсти.
Она развернула лассо и раскрутила его над головой, подстраиваясь под стук собственного сердца. С лассо в руках она чувствовала себя спокойнее, но какое же хрупкое оно было на вид! С таким ли оружием выходить против богов? Она увеличила петлю, а потом со щелчком метнула лассо. Оно вспыхнуло золотом в ее руках и, как язык желтого пламени, лизнуло колеса колесницы Фобоса, сбивая его с пути. Щелк. Лассо бросилось к шлему Деймоса, как голодная змея, заставляя его бросить поводья. Кони шарахнулись в сторону. Грохот щитов и колесниц ослаб. Возможно, именно с таким оружием и стоило выходить против богов.
Веревка описывала круги все шире и шире, лассо в руках Дианы вытянулось до невозможной длины. Поток воздуха ударил Эрис в спину, она отвратительно завизжала и неуклюже захлопала крыльями, и на них снова брызнуло солнце.
– Диана! – закричала Алия.
Ее лицо светилось; косички, словно подхваченные невидимым течением, образовали вокруг головы венец. По обе стороны от нее стояли две сияющие фигуры. Это были Ним и Тео, но Диана знала, что перед ней стоят Диоскуры, легендарные воины, братья и хранители Елены.
– Диана, – сказала Алия, – я их слышу!
– Слышишь что? – закричал Джейсон, недоверчиво морщась. – Я ничего не слышу.
– Прислушайся, – настаивала Алия.
Он дернул ее за руку.
– Довольно, Алия! Нужно отсюда убираться. Быстро.
Алия помотала головой. Она улыбнулась, и воздух вокруг нее словно замерцал.
– Они поют.
Глава 24
Пение было слабым и таким тихим, что сначала Алия была уверена, что ей чудится. Она отмахнулась от него, продолжая потрясенно следить за кружащей в небе Эрис, за Дианой с живой молнией в руках, которой она отгоняла Фобоса и Деймоса. Но вот оно вернулось – звон в ушах, ветер в кронах деревьев – нет, нечто большее. Мелодия. Сперва один голос, потом два, десять, двадцать. Она не понимала слов, но знала, что они указывают ей путь.
– Диана, что сказала Оракул?
Диана с непониманием покосилась на нее, продолжая раскручивать лассо.
– Я же говорила…
– Повтори еще раз, слово в слово.
– «Там, где покоится Елена, Вестница войны может очиститься».
Там, где покоится Елена.
– Источник не здесь, – сказала она. – Это один из родников, питающих реку.
Еврот, широкая, медлительная река, текущая параллельно дороге к Менелайону, всего в сотне ярдов от них.
– Это ее гробница, – сказал Джейсон. Остатки его терпения испарились, а на их место пришла раздраженная спешка. – Хватит цепляться за соломинки, Алия.
Почему он их не слышит?
– Нет, – сказала она. Он должен ее понять. Девочки пели, оплакивая свою подругу, прощаясь с ней. – Как ты не понимаешь? Когда Елена умерла, было слишком поздно. К тому моменту она уже не была Еленой. Она была Еленой Троянской. Женой Менелая. Ее гробница даже не сохранила ее имени.
– Забег, – сказала Диана, и в ее синих глазах с новой силой вспыхнула надежда. Видеть ее без этого огня, пусть и всего минуту, было ужасно. – Это был последний момент, когда ей еще позволено было состязаться со своими друзьями.
