Все мгновенно замолчали, и воцарилась такая тишина, что стал слышен плач близнецов в глубине дома.
– Если бы я не верил, что вы сказали это необдуманно, – тихо проговорил Купер, – я счел бы это оскорблением всей моей семьи. Я не стану отрицать того, что Мэйны владеют рабами, но они управляют плантацией, а не борделем. – Он перевел дыхание и повернулся к Мод. – Простите, миссис Хазард. Мне не стоило выражаться так вульгарно.
Незачем было добавлять, что им руководил гнев. Это и так было очевидно.
– Вирджилия, ты должна извиниться перед нашим гостем, – сказал Джордж.
– Я… – Вирджилия начала комкать в руках носовой платок, ее рябое лицо порозовело. – Я лишь пыталась выразить личное мнение, мистер Мэйн, – сказала она, промокнув пот над верхней губой. – Если я вас оскорбила, это было ненамеренно.
Однако она лукавила. Хоть Вирджилия и продолжала прикрывать губы платком, ее выдавали глаза. Они смотрели на Купера с какой-то фанатичной яростью.
– Я и сам отреагировал слишком бурно. Приношу извинения.
Произносить эти слова Куперу было мучительно, но приличия требовали. Джордж перешагнул через выжженное пятно на ковре и практически выдернул Купера из кресла.
– Не хотите прогуляться?
Когда они вышли из дома, он сразу же воскликнул:
– Простите, пожалуйста, за то, что она наболтала! Не понимаю, что за радость ей грубить?
– Не думайте об этом. – Купер повернул на мощенную камнем дорожку и пошел к краю террасы. Справа на фоне темного неба сверкали красные огни трех доменных печей.
– Не могу не думать! Я не хочу, чтобы Вирджилия вас оскорбляла, и я уж точно не желаю, чтобы она этим летом оскорбляла ваших родных. Я должен с ней поговорить. – Его решимость сменилась недоумением. – Она моя сестра, но пусть меня повесят, если я ее понимаю! Каждый раз, когда она начинает разглагольствовать о рабстве и Юге, она сводит все к… плотским, что ли, терминам. Словно кто-то внушил ей, что весь Юг – это одно сплошное море разврата.
Он бросил быстрый взгляд на Купера, словно проверяя, как тот воспринял его слова. А Купер думал, что люди часто порицают то, о чем втайне мечтают.
– Она уж слишком увлеклась своими идеями, – проворчал Джордж. – Я иногда боюсь, что это действительно повредило ее рассудок.
А я боюсь, что вы не так уж далеки от истины, подумал Купер, но вслух этого, конечно, не сказал.
Так закончился этот неприятный инцидент. Утром Купер уехал и больше Вирджилию не видел. Вскоре воспоминания о ее зловещем взгляде слегка поблекли, хотя он и продолжал размышлять о собственной, довольно удивительной для него самого реакции на ее слова. Заявление Вирджилии оскорбило его до глубины души. И не только как члена семьи Мэйн, но, самое поразительное – как южанина, что открыло для него новые, прежде не замеченные в себе чувства.
Купер считал себя сдержанным человеком. Но даже если его так возмутили слова какой-то пенсильванской фанатички, то чего можно ожидать от вспыльчивых южан? И какой отклик может последовать за их гневом? Именно эта сторона события прошлого вечера больше всего тревожила Купера.
* * *
Первый раз он увидел ее на палубе примерно через час после того, как небольшой каботажный пароход отчалил из Нью-Йорка в Чарльстон. Ей было около двадцати, и она явно путешествовала одна. Это была высокая, очень худенькая девушка с плоской грудью и чуть вытянутым носом. Из-под шляпки виднелись пышные, слегка рыжеватые светлые волосы. Она медленно прошла вдоль поручней, потом остановилась и посмотрела на океан. Ее осанка и уверенные движения говорили о том, что она не из робкого десятка и умеет за себя постоять. Купер тайком наблюдал за ней с почтительного расстояния.
Приветливый взгляд и улыбчивые губы выдавали в ней человека открытого и дружелюбного. Однако беспристрастный наблюдатель, вероятно, в лучшем случае назвал бы ее чересчур простоватой, а в худшем – даже некрасивой. Но тогда почему она так поразила Купера? Ответить на этот вопрос он бы не смог, да и разве это было важно?
Вскоре Купер обнаружил, что на девушку смотрит еще один человек, и уже совсем не так скрытно, как он. Это был какой-то толстый мужчина средних лет в клетчатом костюме. Сначала Купер возмутился такому нескромному вниманию, а потом ужасно расстроился, увидев, что девушка повернулась спиной и пошла в дальний конец палубы. Если она и заметила откровенные взгляды наглеца, то вида не подала.
Когда она ушла, Купер сказал себе, что непременно должен с ней познакомиться. Но как? Джентльмен не может просто так подойти и заговорить с молодой женщиной, не будучи представленным ей. Он все еще ломал голову, пытаясь придумать подходящий выход из положения, когда стюард-негр ударил в гонг, приглашая всех к обеду.
В обеденном салоне Купер тут же с негодованием увидел, что случай усадил девушку за один стол с тем самым толстяком в клетчатом костюме. Джентльменом мужчина точно не был. Придвинув стул поближе к своей соседке и не обращая внимания на вздернутые брови четырех других пассажиров за столом, он постоянно касался ее руки, пока они ели. Несколько раз он наклонялся к ней непозволительно близко, отпуская какие-то остроты, на которые девушка отвечала вежливой улыбкой. Она ела быстро и первой вышла из-за стола. Через мгновение Купер уже выбежал на палубу, чтобы найти ее.
Она стояла у лееров правого борта и смотрела на далекое побережье Джерси. К черту риск, подумал Купер, я это сделаю. Он откашлялся, расправил плечи и с замиранием сердца направился к девушке, полный решимости заговорить с ней. Она обернулась и посмотрела на него вполне дружелюбным взглядом. Купер остановился, машинально поднял руку к полям шляпы, но тут же сообразил, что оставил ее в каюте. Слова, которые уже были готовы сорваться с его губ, застряли в горле.
Он пробормотал что-то вроде приветствия, прозвучавшего скорее как нечленораздельное мычание, и быстро прошел мимо. Идиот, ругал он себя. Идиот. Теперь она просто не захочет с ним разговаривать, и поделом ему. Он хотел произвести хорошее впечатление, предстать перед ней вежливым и даже немного застенчивым человеком, чувствуя, что эти качества должны непременно понравиться такой девушке, если только дать ей возможность увидеть их. Но его погубила неопытность. В результате она увидела в нем лишь какого-то глупца, который и поздороваться-то толком не умеет, а только мычит.
Он решил не ходить на вечерние развлечения, но в последнюю минуту передумал и присоединился к толпе из примерно тридцати человек, собравшихся в кают-компании. Второй помощник капитана, жизнерадостный итальянец, сообщил, что сегодня гостей ждет особая программа. Стало известно, что одна из пассажирок обладает музыкальным талантом, и ее уговорили выступить. Помощник сам будет аккомпанировать ей на рояле. После этого всем была представлена мисс Юдифь Стаффорд из Бостона.
Мисс Стаффорд встала. Это была та самая девушка. Она сидела в первом ряду, и Купер ее не заметил. На ней было то же черное платье простого кроя, в котором он в первый раз увидел ее на палубе. Он подумал, что это наверняка ее «лучшее платье». У каждой женщины было такое, обычно шелковое.
