Мадлен могла бы обидеться, но не захотела расстраивать Орри. Она знала, что он и так переживает из-за недавнего письма Билли Хазарда, которое они уже подробно обсуждали. Обняв его за талию, она чмокнула его прямо в спутанную бороду.
– Вы, южнокаролинцы, все такие вспыльчивые. Никак не могу к этому привыкнуть… к своему постоянному сожалению.
– И что это значит?
– Это значит, что, когда Джастин нашел мой экземпляр «Хижины дяди Тома» на прошлой неделе, последствия были весьма неприятными.
– Он разозлился…
– Был просто вне себя почти целых полчаса, но это не самое худшее. Он нашел книгу незадолго до ужина, а в тот вечер Фрэнсис тоже ужинал с нами. Так Джастин с братом за столом почти все время кричали о необходимости свободы и независимости для Юга.
– Мне жаль, что тебе приходится такое терпеть.
– Я и не терпела, – сказала Мадлен, рассматривая свои руки. – Я сказала, что такие призывы подходят для агитации, но в практическом смысле они просто смешны. Я понимала, что высказываться в присутствии мужа было ошибкой с моей стороны, но не смогла удержаться, слушая их крики. Хотя Джастин еще раньше вполне внятно объяснил мне, что я должна знать свое место и не выражать свое мнение ни по каким вопросам, если только они не касаются… – у нее перехватило горло, и Орри понял, что воспоминания причиняют ей боль, – новомодных декоративных стежков, – договорила она едва слышно.
Орри отложил томик Уитмена в сторону и сжал ее руку.
– И как он воспринял твои слова?
– Очень плохо. Запер меня в спальне на целые сутки. Заставил Нэнси забрать все мои книги и велел приносить еду в комнату. Все это время я никого и не видела, кроме Нэнси. Мне даже пришлось передавать ей ночной горшок… – Мадлен склонила голову и закрыла глаза ладонью. – Боже мой, как же это унизительно!
– Мерзавец… Я убью его!
Мадлен быстро смахнула со щек слезы:
– Нет, нет, что ты! Я совсем не для этого тебе рассказала. Просто мне не с кем поделиться.
– Я бы больше рассердился, если бы ты мне не рассказала. – Орри встал и зашагал по высокой траве, сбивая со стеблей капли, оставшиеся после недавнего дождя. – Как бы мне хотелось украсть тебя из этого проклятого дома! Впрочем, Резолют никакой и не дом вовсе, а самая настоящая тюрьма.
– Да, верно. Мне становится все труднее и труднее выносить Джастина и свое положение. Когда-то у меня были прекрасные представления о чести и святости брачных клятв… – Губы Мадлен скривились в безуспешной попытке улыбнуться. – Джастин все это превратил в насмешку.
– Брось его! Я пойду к нему. Я ему скажу…
– Нет, Орри. Уже поздно. Очень много людей в Резолюте теперь зависят от меня. Я не слишком много могу сделать, чтобы улучшить их жизнь, но, если я уеду, она станет во сто крат хуже. Единственное мое утешение – это ты. Только благодаря тебе я еще могу терпеть весь этот ужас. – Она быстро подошла к Орри, ее юбка прошуршала по влажной траве. – Только благодаря тебе.
Она обняла его за талию и посмотрела ему в глаза, на ее ресницах блестели слезинки. Потом, отчаянно нуждаясь в утешении, она крепко прижалась к нему и целовала его снова и снова.
Орри зарылся лицом в ее черные волосы, вдыхая их сладостный запах. И как всегда, тело предало его. Мадлен почувствовала его желание и прижалась еще крепче, словно давая понять, что жаждет того же. Напряжение, рожденное их добровольным самоотречением, нарастало уже давно. И сегодня оно стало почти невыносимым.
Мадлен расшнуровала корсет. Спустила нижнюю сорочку. А потом снова приникла губами к его рту, запрокинула назад голову и, закрыв глаза, наслаждалась упоительными минутами, пока он целовал ее грудь.
Они никогда не заходили так далеко. И только огромное усилие воли останавливало их от последнего шага.
– Орри, мы не должны… – Голос Мадлен звучал хрипло.
– Да…
Но он не знал, как долго еще сумеет выдержать эту муку, когда так страстно желаешь любимую женщину и не можешь обладать ею.
* * *
Через два дня, после ужина, Орри и Чарльз вышли на веранду, чтобы выпить по бокалу виски. Свет заходящего солнца сквозь легкую дымку тумана казался бледно-розовым. Орри смотрел на розовые отражения в реке, Чарльз перелистывал «Меркури». В последнее время он каждый день по нескольку минут проводил за чтением этой газеты, что, по мнению Орри, было еще одним признаком его взросления.
После встречи с Мадлен Орри снова чувствовал горечь разочарования. Он был готов к очередному ночному визиту к какой-нибудь страстной вдовушке, которая смогла бы его утешить. И он до сих пор не знал, что ему ответить Билли.
– Ты читал это? – спросил Чарльз, свернув газету.
Орри покачал головой.
– Хантун произнес очередную речь.
– Где на этот раз?
– В Атланте. Что такое народный сув… Эй, как это произносится?
Орри наклонился, чтобы взглянуть на слово, которое Чарльз показывал пальцем.
– Суверенитет. Этот термин ввел сенатор Дуглас. Он означает, что люди, живущие на вновь созданных территориях, будут вправе сами решать, разрешать им рабство на своей земле или запрещать.
– Хантун говорит, что это неприемлемо, как и доктрина свободной земли. Хотя что это за доктрина такая, я тоже не понимаю.
– Согласно доктрине свободной земли, моральный долг конгресса – запретить рабство на новых территориях. Воля живущих там людей значения не имеет. Воображаю, какую речь сочинил Джеймс. – Он прижал растопыренные пальцы к рубашке и подчеркнуто напыщенным тоном произнес: – Я согласен с великим Кэлхуном. Рабство должно существовать. Священная обязанность конгресса – защищать всю собственность, существующую на территории… – Орри скривился. – «Собственность» означает рабов. Это единственная местная доктрина, которую большинство наших соседей считают приемлемой.
– А ты?
Орри немного подумал.
– Я на стороне Дугласа, – сказал он. – Как и Джордж наверняка.
– Ладно, надо бы мне побольше узнать обо всем этом. А то ведь в Вест-Пойнте мне придется встречаться с людьми из разных штатов.
– Вопрос новых территорий может назреть раньше, чем ты уедешь. Есть мнение, что уже этой осенью, после выборов президента. Страна быстро расширяется на запад, и у всех нас очень скоро будет возможность доказать свою преданность. Семейную в том числе, – добавил он, многозначительно взглянув на Чарльза.
Кузен вытянул ноги и посмотрел на реку, на поверхности которой теперь осталось лишь несколько дрожащих розовых пятен.
– Тебя продолжает это беспокоить, – сказал он. – Поэтому ты не написал Билли?
– Откуда ты знаешь, что не написал? – нахмурился Орри.
– Если бы написал, Бретт не ходила бы такой мрачной. Я понимаю, что не должен вмешиваться, но, по-моему, ты хочешь отказать Билли только по одной причине: он янки. Совсем как… – Чарльз запнулся, словно то, что он собирался сказать, было очень трудно произнести, – как Хантун. Или Вирджилия Хазард. Это они мерят всех северян под одну гребенку.
