Капитан оглянулся на солдат и пошел в другую сторону, жестом предложив Чарльзу следовать за ним. Тот с неохотой повиновался.
– Там, на ферме, – снова заговорил Бент, – мы оба, возможно, дали волю гневу. Не стоит ожидать от человека ясности ума, когда ему грозит смертельная опасность.
Стоит, если это хороший командир, подумал Чарльз, но промолчал. Капитан, пусть и довольно неуклюже, казалось, делал шаг к примирению, поэтому незачем было снова сердить его подобными разговорами.
Они вышли за освещенный круг и молча пошли дальше. Только сейчас Чарльз уловил запах виски, но не слишком удивился наличию у Бента тайных запасов.
Когда они отошли достаточно далеко от солдат, которые могли их услышать, Бент внезапно остановился и повернулся лицом к Чарльзу:
– Разумеется, удачный исход дела не снимает с вас вины. Вы не подчинились приказу своего командира.
Чарльз почувствовал, как внутри медленно закипает гнев. Теперь истинный замысел капитана стал очевиден. Бент хотел, чтобы солдаты слышали, как он хвалит подчиненного, ведь на его месте так поступил бы любой нормальный командир. Но без посторонних ушей он мог говорить то, что думал на самом деле.
– Поэтому вам будут предъявлены обвинения, – сухо добавил Бент.
И вдруг Чарльз с ужасом осознал то, что сам Бент понял еще раньше. Свидетелями их яростного спора, а также полнейшей беспомощности Бента как командира были только Ланцманы. Их едва ли вызовут на заседание военного трибунала, если только этого не потребует Чарльз. А если все-таки вызовут, то прокурор может с легкостью опротестовать их показания под предлогом того, что гражданские лица не способны понять всех тонкостей воинской дисциплины. Кроме того, он наверняка добавит, что их суждения во многом вызваны горем от потери двух близких людей, поэтому Ланцманов нельзя рассматривать в качестве свидетелей.
Чарльз буквально видел, как захлопывается ловушка. Никто не сможет выступить в его поддержку, никто не подтвердит, в каком состоянии находился Бент. Более того, он сам помог загнать себя в капкан. Стараясь пощадить старшего по званию, он ничего не сказал о растерянности капитана ни одному из солдат. Теперь Бент сможет представить все события в выгодном ему свете. Ведь, в конце концов, это был вопрос субординации. И суд, скорее всего, поверит опытному капитану, а не второму лейтенанту, который даже еще не получил постоянного звания.
Свет от костров выхватил из темноты профиль Бента, и Чарльз увидел, что капитан едва заметно улыбается.
– Думаю, именно вам, а не мне придется отвечать за все, что случилось. Доброй ночи, лейтенант.
Положив голову на седло, Чарльз лежал без сна, снова и снова думая о том, что же будет дальше. Костер погас. Тело сковало ночным холодом, в перевязанном плече пульсировала боль.
Как же он был глуп, даже на мгновение поверив, что Бент готов предложить мир! Ведь именно он стал причиной этой безудержной, ядовитой и совершенно незаслуженной ненависти, которую без всякой на то причины мог испытывать разве что безумец. Чарльз уже давно подозревал, что капитан Бент сумасшедший, но недавние события рассеяли все его сомнения. Он вздрогнул и надвинул шляпу на глаза, чтобы защититься от света звезд. Но и это не помогло. Так он и лежал, не в силах заснуть, слыша голос капитана и видя перед собой его лицо.
Глава 48
Бент рассчитывал добраться до гарнизона за один день, но часа в три пополудни у младшего мальчика Ланцманов сильно заболел живот, и его мать попросила капитана сделать остановку, чтобы сын немного отдохнул. Несколько минут переросли в час. Тем временем на севере начала собираться гроза. Бент приказал соорудить для штатских навес, рассудив, что, раз опасности больше нет, можно остаться здесь на ночь, а на следующий день двинуться дальше. Солдаты ворчали, недовольные приказом. Всем хотелось попасть в казармы еще до отбоя. Но Бент не обратил на это внимания – его уже порядком измучила верховая езда, к тому же он был рад возможности снова проявить власть.
Сильный ветер пригибал траву и поднимал в воздух столбы пыли, но дождь так и не пошел. Через полчаса ненастье улеглось, оставив кавалеристов еще более раздраженными, чем прежде.
Лагерь решено было разбить на равнине, возле высохшего устья реки. Вдоль берега росло несколько тополей, там Бент расстелил свое одеяло и разжег свой собственный костер. Обычно офицеры устраивались рядом, но Чарльз предпочел держаться от капитана подальше.
Навес для гражданских поставили на открытой поляне, футах в двадцати от тополиной рощицы, где расположился Бент. Сгущалась темнота, и он спокойно попивал из своей фляжки, не опасаясь, что его кто-нибудь увидит. После пары основательных глотков он почувствовал себя гораздо лучше и с удовольствием вдыхал запах костра, прислушиваясь к мерному жужжанию насекомых и тихим голосам солдат. Потом он выпил еще. В голове стали возникать образы великих полководцев прошлого. Александр Македонский, Чингисхан, Наполеон.
Он уже окончательно оправдал свое поведение на ферме, возложив вину на сторонние факторы. Недостаток людей. Гибель солдат, посланных за подкреплением. Враждебность лейтенантов.
Что ж, одного вероломного офицера он устранил, скоро избавится и от другого. Он с удовольствием представил себе, как расстроится Орри Мэйн, узнав, что его родственничка с позором выгнали из армии.
Хихикнув, Бент снова поднес к губам фляжку. Вдруг его внимание привлекли голоса за навесом. Прислонившись к дереву, он застыл и стал наблюдать.
* * *
– Ну почему я должна тут лежать, если я не могу заснуть, мама? Разреши мне немного прогуляться.
Миссис Ланцман, держа в руках длинный австрийский мушкет, вышла следом за дочерью из-под навеса.
– Хорошо, но только недалеко. И возьми это.
– Зачем? – возразила Марта. – Ведь опасности больше нет – так делавэрец сказал.
Ее старший брат, который сидел скрестив ноги у гаснущего костра, засмеялся и широко раскинул руки:
– Когда вокруг столько солдат, нашей Марте хочется быть беззащитной.
– А ну, замолчи! – Девочка стиснула кулаки.
– Прогуляйся, если уж так надо, но чтобы таких разговоров я больше не слышала, – без улыбки сказала миссис Ланцман.
Она поставила приклад мушкета на землю и с тревогой посмотрела вслед своей уже такой взрослой на вид дочери. Когда Марта прошла всего несколько шагов по сухой шелестящей траве, мать окликнула ее:
– Не туда. Побеспокоишь капитана.
– Ах да, верно. Я забыла.
Девочка повернула в другую сторону, обходя рощицу. Она была благодарна матери за предупреждение. Ей не нравился капитан, с его некрасивым толстым лицом и маленькими глазками, которыми он так пристально ее разглядывал. Марта прекрасно понимала причину такого интереса. Она была достаточно взрослой, чтобы испытывать смутное волнение от мужского внимания, но все-таки еще слишком юной, чтобы испугаться.
