– Вы без всякой необходимости подставили себя под огонь, – раздраженно сказал ему Хоктор, когда санитары унесли раненого. – Ваш долг – это ваши солдаты!
– Виноват, сэр, – возразил Джордж. – Мне казалось, я как раз и выполняю свой долг.
«Бесчувственный ты сукин сын, – подумал он. – Плевать тебе на этого солдата, как и на то, что я испугался до смерти». Если бы Академия выпускала много таких же, как Хоктор, она бы точно заслуживала той критики, которую получает.
В ту же ночь Джордж реквизировал лошадь и отправился в полевой госпиталь проведать капрала. Парень был бодр и весел, рана оказалась не опасной. На соседней койке лежал рыжебородый сержант, у него была забинтована поясница, на бинтах проступали пятна крови. Это означало ранение в живот, одно из самых тяжелых. Прислушиваясь к тому, как раненый жалуется санитару, Джордж вдруг уловил имя Бента.
– Простите… – сказал он. – Вы говорите о капитане Елкане Бенте?
Мгновенно насторожившись, сержант спросил слабым голосом:
– Приятель ваш, сэр?
– Как раз наоборот. Я презираю этого мерзавца.
Сержант удивленно почесал бороду и какое-то время молчал, явно недоверчиво. Наконец он решил, что в разговоре о другом офицере ничего опасного нет.
– А вы откуда знаете Мясника Бента?
– Мы оба учились в Вест-Пойнте. Я видел, как он чуть не убил полдюжины рядовых. А почему вы о нем говорили? Он погиб?
– Если бы. Бент стоил мне лучшего взводного, какой у меня только был. Он послал лейтенанта Камминса на Эль-Телеграфо, на редут, который не смог взять другой отряд. Понятное дело, сам Бент держался позади всех, под надежной защитой – как и всегда. Случайный залп по Аталайе разорвал лейтенанта и его людей в клочья, а заодно и кучу мексиканцев. Мясник погнал тех, кто остался, сквозь дым и приказал нам минут десять рубить саблями мексикашек. Мертвых.
– Боже… – выдохнул Джордж.
Он почти наяву увидел, что с круглого бледного лица Бента все это время не сходила улыбка.
В слабом свете фонаря глаза раненого сверкнули от злости.
– То, что осталось от Камминса, сложили в холщовый мешок. А награду получит сами знаете кто.
– Скажите, сержант… если Камминс знал, что атака была безрассудной…
– Конечно знал. Мы все знали.
– Я хотел сказать: почему он не возразил против приказа?
– Потому что не его это было дело – возражать.
– А кто-нибудь усомнился?
– Сержант взвода. Он… он был тертый калач. Двадцать лет прослужил. Офицеров не слишком жаловал, особенно тех, что из Академии. – Рыжебородый вдруг закашлялся, с запозданием сообразив, с кем говорит. – Я не хотел вас обидеть, сэр.
– Все в порядке, продолжайте.
– Ну вот, сержант, он миндальничать не стал. Так и сказал: посылать людей на тот редут – настоящее убийство.
– И как отреагировал Бент?
– Отправил его туда же.
– И Камминс все равно ничего не сказал?
– Потому что он был хорошим офицером! Да и пулю в спину от Бента не хотел получить, я думаю. Под Монтерреем…
– Да, я слышал о Монтеррее. Мне кажется, если Бент будет так и дальше продолжать, он может сам словить пулю. От своих же людей.
– Нет, если я первым до него доберусь. – Даже в слабом голосе раненого была слышна ледяная решимость.
– Доберетесь? Но как?
– В ту же минуту, когда я снова встану на ноги, я отправлюсь к командованию и расскажу обо всем. Если в этой треклятой армии есть хоть какая-то справедливость, они отдадут Бента под трибунал и с позором выгонят со службы.
– Вы хотите сказать, что готовы обвинить Бента в преднамеренном преступлении?
– Я уверен… – Сержант снова закашлялся; он явно испытывал сильную боль. – Будь я проклят, если не сделаю этого.
– Но если вы окажетесь единственным, кто предъявит обвинение…
– Хотите сказать, ничего я не добьюсь? – (Джордж кивнул.) – Ну, может, я и не буду один. Найду свидетелей из того взвода. С полдюжины, а то и больше.
– И они захотят дать показания?
– Они были там и все об этом рассказывали.
– А там был кто-нибудь из офицеров?
– Нет, сэр.
– Очень плохо. Это добавило бы веса вашим обвинениям.
– Да, это верно, сэр, – оживился сержант. – А вы не поможете? Не расскажете все, что знаете о Бенте? Ведь вы считаете его очень дурным человеком, я это вижу.
– Считаю, но…
– Он должен быть наказан. Его нужно остановить. Помогите мне, сэр. Прошу вас.
Джордж глубоко вздохнул. И сам удивился, услышав собственный ответ:
– Хорошо, я сделаю что смогу.
* * *
Позже тем же вечером он нашел Орри в его взводе. Отведя друга в сторонку, Джордж пересказал ему свой разговор с рыжебородым сержантом, чье имя узнал уже перед самым уходом: Леннард Арнесен.
Когда Джордж умолк, Орри покачал головой.
– Ты не веришь рассказу Арнесена? – тут же ощетинился Джордж.
– Конечно верю. Мне труднее поверить, что ты готов впутаться в эту историю.
Джордж присел на корточки и сунул руку под правую штанину, почувствовав какой-то зуд. Нащупав клеща, он резко выдернул его.
– Мне и самому трудно в это поверить. Тот Хазард, который всегда больше думает о самосохранении, уже готов был отказать Арнесену. Но потом я подумал обо всем, что натворил этот жирный выродок в Пойнте, и сказал себе: «Если наших людей убивают, то отвечать за это должны мексиканцы, а не наши собственные офицеры».
– Ты начинаешь рассуждать, как я. Перед самым твоим приходом я говорил двум своим сержантам, что Пиллоу должен уйти. Ты слышал, что он выкинул нынче утром?
– Нет.
– Он из упрямства занял неверную позицию слева. В результате его отряд оказался под огнем сразу трех вражеских батарей вместо одной. А потом Пиллоу начал орать приказы так громко, что мексиканцы точно знали, где он находится. И открыли огонь из всего, что у них было.
Джордж устало выругался.
– А чего еще от него ждать? – сказал он. – Он ведь больше политик, чем военный. С ним уже ничего не поделаешь. А вот с Бентом…
– И что ты собираешься с ним сделать?
– Для начала поговорю с капитаном. Скажу, что намерен поддержать Арнесена. Я не могу свидетельствовать о том, что произошло со взводом Арнесена, но о характере Бента и его подвигах я уж точно могу рассказать командованию. Как говорил сержант, если в этой армии вообще есть какая-то справедливость, то меня должны выслушать. Конечно… – он твердо посмотрел на друга, – два офицера убедили бы их лучше, чем один.
