– Наверное, я должен поблагодарить тебя, – наконец снова заговорил Орри, повернувшись к нему, – за то, что ты спас мне жизнь. Но чем дольше я здесь лежу, тем больше думаю о том, что лучше бы ты этого не делал.
– Да ладно тебе, Палка! – чуть грубовато произнес Джордж. – Главное – ты жив. А ценнее жизни ничего нет.
– Только если тебе есть ради чего жить, – согласился Орри. – Я уже давно понял, что у нас с Мадлен не было будущего. Она была потеряна для меня еще до того, как мы встретились. Но я мог бы заниматься тем, о чем всегда мечтал. А теперь меня демобилизуют.
– Зато ты сможешь вернуться домой. – Увидев боль в глазах друга, Джордж почувствовал себя дураком.
– К чему? – спросил Орри.
Джордж ощутил, как в нем закипает гнев. Но он сдержался, зная, что злится на самого себя. Своими разговорами он только все испортил. Как он мог быть таким нечутким и не понимать, что чувствует его самый близкий друг? Вместо того чтобы поднять Орри настроение, он еще больше расстроил его. Кто еще позаботится об Орри, если не он?
Он сделал последнюю попытку:
– Я зайду к тебе завтра. А ты пока отдыхай, набирайся сил. Скоро все наладится…
Запнувшись, он умолк, чувствуя, что краснеет. Потом совершенно неосознанно потянулся к руке Орри, чтобы пожать ее. К левой руке. И опомнился только тогда, когда его пальцы остановились в паре дюймов от простыни.
Темные глаза Орри как будто говорили: «Вот видишь? Я больше не такой, как ты, поэтому нечего и притворяться, что все хорошо».
– Спасибо, что зашел, – прошептал он чуть слышно, отворачиваясь.
Проклиная себя, Джордж выскользнул наружу. Он очень надеялся, что время излечит горечь и уныние друга, но не был в этом уверен. Теперь Орри был лишен того, чего желал больше всего на свете: любимой женщины и дела всей его жизни. Как мужчине жить после такого удара?
Это был очень тяжелый день. И единственным светлым лучиком в нем стало письмо от Констанции.
* * *
Джордж нежился в лучах мягкого октябрьского солнца за столиком уличного кафе в Мехико. Прямо напротив возвышался величественный Национальный дворец, во всех флагштоках которого теперь развевались американские флаги. Вместе с Джорджем за столиком сидели Пикетт, Том Джексон и Сэм Грант. За долгие месяцы они впервые собрались все вместе.
Перед Пикеттом и Грантом – Джордж тоже не отставал – уже стояло по несколько пустых пивных бокалов. А перед Джексоном – полный бокал вина. Джексон очень пекся о своем пищеварении и неизменно заказывал вино, но всегда оставлял его нетронутым.
Мексиканцы с неожиданной радостью встретили исход войны. Владельцы магазинов и таверн не стали горевать из-за потерь и быстро принялись зарабатывать на оккупантах. Подражая европейцам, правительство даже успело выпустить памятные медали в честь самых крупных сражений – независимо от их завершения. Пикетт, громко разглагольствующий о Роберте Ли, уже добыл себе медаль в честь сражения при Чурубуско и прикрепил ее на мундир.
– Я уже не говорю о том, что он виргинец, хотя вы, наверное, ждете, что я именно это и скажу, – заявил он. – Во всей армии нет никого лучше Боба Ли! Он доказал это раз и навсегда на тех камнях.
Пикетт говорил об обширном вулканическом плато, которое пришлось преодолевать американцам на подступах к мексиканской столице. На первый взгляд оно выглядело совершенно непроходимым, но после проведенной разведки генерал Ли и Пьер Борегар доказали обратное. А потом, во время сильной грозы, Ли вызвался лично пересечь эту каменистую пустыню, чтобы доставить важные сведения генералу Скотту. Он бесстрашно провел коня через коварные овраги и острые уступы, и дорогу ему освещали только вспышки молний.
– Согласен, – кивнул Грант и глотнул еще пива. – Я не знаю более умного и смелого полководца, чем он. Слава небесам, что он нам не враг.
В основном выпускники Академии в этой полугодовой военной кампании показали себя хорошо. Даже Елкана Бент был отмечен как герой. Если бы Джордж стал обвинять его в некомпетентности или попытался учинить над ним физическую расправу, мало кто встал бы на его сторону, и он это знал.
А вот все сидящие за этим столом, думал Джордж, и были реальным доказательством того, что Вест-Пойнт воспитывает храбрых и знающих офицеров. Взять, к примеру, Гранта. Вместе с капитаном Робертом Андерсоном из Третьего артиллерийского он был в числе первых, кто вышел к подступам Молино-дель-Рей. Позже, при штурме самого города, Грант затащил горную гаубицу на башню, смотревшую на ворота Сан-Косме. Причем сделал это сам, без чьего-либо приказа. И огонь этой гаубицы буквально смел гарнизон, защищавший ворота.
Джексон тоже не один раз геройски проявил себя, и ярче всего это произошло на северной стене Чапультепека, где он в одиночку управлялся с орудием батареи Джона Магрудера. Что до Пикетта, то и он отличился. Во время того же самого штурма лейтенант Льюис Армистед, также выходец из Академии, был ранен, когда поднимался со знаменем в руке по штурмовой лестнице. Другой выпускник Вест-Пойнта, Джеймс Лонгстрит, подхватил знамя и начал подниматься дальше. Но его тоже ранили. И тогда именно Пикетт стал тем человеком, кто водрузил знамя наверху.
Вскоре Джордж беспокойно заерзал на месте. Его друзья расслабленно наслаждались отдыхом и никуда уходить не торопились, а у него в кармане лежали два непрочитанных письма, и одно из них от Констанции. Когда застольная беседа перешла на другую тему, Джордж все-таки достал письмо и распечатал его. Закончив читать, он радостно засмеялся и аккуратно сложил листок, чтобы потом положить его к остальным письмам, которые бережно хранил.
– И от кого оно? – спросил Грант. – От юной прелестницы?
Джордж кивнул.
– Собираешься на ней жениться?
– Возможно. – Джордж похлопал по карману, где лежало письмо. – Пока я ей нравлюсь.
– Естественно, – усмехнулся Пикетт, – ты же настоящий герой. В этом месяце мы все настоящие герои. И даже конгресс с этим согласился для разнообразия.
– Джордж, а твоя дама сердца – католичка? – мрачно спросил Джексон, откашлявшись.
– Да. А почему ты спросил?
– Только чтобы напомнить тебе, что брак с паписткой может навредить твоей карьере. Я сам об этом узнал не так давно, когда… э-э… в общем, встречался с одной молодой особой из этого города.
Пикетт, сгорая от любопытства, наклонился вперед:
– Ты, Генерал? Ухаживаешь за сеньоритой?
Джексон покраснел и уставился на свой бокал вина:
– Да, я удостоен такой чести. К сожалению, о женитьбе вряд ли можно говорить. Бог сотворил всех своих детей равными, но в глазах генерального штаба и большинства американцев католики менее равны, чем остальные.
Грант и Пикетт рассмеялись, но лицо Джорджа оставалось серьезным. Влюбившись без памяти, он упорно старался не думать о том, что религия может стать помехой его счастью. А это действительно было так. Стараясь не выдать своих чувств, он беспечно произнес:
