Ел он в одиночестве, как всегда: он не раб-слуга, но и не свободный человек. Получив свою порцию ячменной каши, редиску, несколько ягод смоковницы и луковицу, он быстро проглотил все это, не в состоянии прожевать пищу.
Полдень… и вот он, пустой двор. Шеркарер приблизился к бассейну, притворившись, что проверяет новую крышу. За стеной он услышал топот рассерженного слона. Этот звук слышен хорошо, так как обычные шумы храма и города стихли. Подойдя к трубе, он быстро оглянулся и убедился, что за ним никто не наблюдает. Там юноша присел на корточки и посмотрел вниз, словно подозревая, что что-то случилось со снабжением водой.
— Ты здесь? — донесся из-под земли глухой голос.
Этих двух слов было достаточно, чтобы вызвать разочарование у нубийца. Ни один человек из его окружения так не говорит — с превеликим трудом изучая чужой язык, сам он может говорить на нем только с акцентом, и юноша не сомневался, что то же самое будет и у любого другого нубийца.
— Я здесь, — ответил он, страстно желая разрешить загадку и узнать, кто же послал ему скарабея и начертал для него послание на стебле.
Раздался шум, словно лежащий там человек пытался переменить положение в тесном проходе. А потом незнакомец снова заговорил:
— Нубиец, ты подумал над словами Даниила?
Даниил! Неужели по какой-то дворцовой интриге его до сих пор пытаются вовлечь в заговор против жрецов?
— Тот, кому задают вопросы, не может удержаться, чтобы самому не спросить, — Шеркарер повторил крестьянскую поговорку, поспешно пытаясь сообразить, что ему делать. — Кто ты, кто скрывается в земле и говорит о Данииле?
— Тот, у кого есть уши, а иногда и уста, когда возникает в этом нужда, нубиец, — но теперь в интонации слов слышалось нетерпение. — Я снова повторяю: ты подумал над его словами?
— А с какой стати я должен был это делать? Беглеца-одиночку вряд ли кто сможет обогнать. Я жив, потому что жив сирруш, и считается, что в этом моя заслуга.
— Значит, ты решил навсегда остаться рабом у этого вонючего чудовища, когда можешь стать свободным и отправиться на родину?
— Ноги, не знающие отдыха, могут попасть в змеиную яму…
— У меня нет времени выслушивать твои мудрые пословицы, нубиец! Тебе сделали предложение, так что или соглашайся на него, или отказывайся. Поддержи Даниила в деле, которое может дать ему благосклонность повелителя, или же оставайся здесь, пока твое чудовище не сдохнет и ты окажешься бесполезным в этом дворце. Даниил не забывает тех, кто стоит с ним плечом к плечу, а о могуществе печати великого повелителя известно во всем мире. Даниил может добиться твоего освобождения, и тогда ты спокойно отправишься в родную землю.
— Если он способен на это, — возразил Шеркарер, — тогда почему он не сделает этого для себя самого? Ведь он же сам признался мне, что он здесь пленник? Одна ложь может перевесить тысячу правд!
— На Даниила возложена задача — богом-повелителем Иеговой, вот потому-то он и находится здесь — чтобы смягчить сердце великого повелителя к нашему народу Он выбрал Вавилон для своего служения. — Теперь в этом голосе прозвучала такая страстность, что сомнения нубийца серьезно поколебались.
— Человек может обещать все на свете, но когда приходит пора, он не соберет даже горсти пыли. Вы маните меня надеждой на свободу и возвращение в Мерое, словно ослика пригоршней замечательной травы, — и тем не менее отведать этой травы ему так никогда и не доведется.
— Как долго, по-твоему, проживет твое чудовище, нубиец? Отмеряй по его жизни длительность своей! Если оно умрет здесь, разве на них падет вина за это? Нет, этого не случится: ведь есть раб, которого могут обвинить во всем.
Да, это суровая правда, которая ударила как обух по голове. Это существо, и так медлительное, в последнее время проявляет все меньше и меньше активности. И не исключено, что оно не протянет здесь долго. Ну и, конечно же, в смерти зверя обвинят его, Шеркарера. И тогда все его попытки выдать себя за опытного знатока по уходу за сиррушем окажутся лишь еще большей уликой против него.
— Что Даниилу нужно от меня? — спросил юноша. В знании особого вреда нет.
— Ты должен сказать ему, что это создание ест наиболее охотно. Даниил бросил вызов жрецам, заявив, что сможет убить дракона одной лишь своей волей, не пользуясь ни мечом, ни копьем, ни стрелами… И у него остается только два дня на подготовку. Это существо кидается на людей?
— Да, но только когда сильно разгневается. И оно может убивать без особых стараний, зато приносит ужасную смерть. Всего два дня назад ему не понравились истошные вопли осла, на котором привезли пиво для стражи. Так сирруш разорвал бедное животное на куски.
— Могут ли жрецы довести его до такого же состояния?
— Возможно. — Шеркарер не знал, каким образом они могут это сделать, но считал, что жрецы вполне могут использовать вызов Даниила в качестве предлога и сделают все возможное, чтобы представить его смерть как результат его собственной глупости.
— Тогда… какую все-таки пищу больше всего предпочитает сирруш? Ты знаешь хоть что-то?
— Кажется, первым, к чему оно потянулось, когда ему предложили на выбор, были стебли с его крыши. Я не знаю названия, однако…
— Возьми пригоршню этой зелени. Приготовь ее на завтра и положи на циновку, которую ежедневно уносят. На следующий день поутру, когда принесут корм, в нем найдешь клубок с теми же стеблями, он будет спрятан у самой поверхности. Ты проследишь, чтобы он оказался у самого верха кучи растительности, приготовленной на еду для сирруша.
— И что тогда? — но ответа не последовало, хотя Шеркарер лег на живот, будто проверяя воду, и тихо позвал сквозь решетку стока. Кто бы там ни находился, теперь он ушел. Юноша вернулся на прежнее место и предался размышлениям.
Этот невидимый собеседник обещает многое. Но все зависит от множества разных «если»: если он сможет достать образец травы с крыши… если Даниил сможет это каким-то образом применить… если Шеркареру удастся спастись от ярости жрецов, когда Даниил действительно покончит со зверем… если Даниил сдержит свое обещание и, заслужив благосклонность повелителя, не забудет о нубийце. Сплошные если, если, если…
С другой стороны, сирруш когда-нибудь все равно погибнет, тогда его наверняка ждет только смерть, и, наверное, мучительная. Шеркарер подумал, что с какой стороны ни посмотри, везде его ждет беспросветное будущее. Почему бы не попытаться исполнить просьбу посланца Даниила. На что бы человек ни надеялся, это всегда лучше того, что у него есть.
Поэтому он решил последовать данным указаниям и проследил, чтобы пригоршня стеблей с крыши оказалась на унесенной рабами циновке. И обрадовался, что так поступил, потому что ночью сирруш лишь слегка прикоснулся к предложенной ему пище.
— Зверь болен, — главный жрец обернулся к Шеркареру, и в его голосе прозвучали резкие нотки. — Что с ним случилось?
