Но Вента, где некогда жил римский управляющий, все еще стоит, а рядом, на холмах, еще, с древних времен располагаются крепости, которые строили люди короля, крепости, в которых когда-то, задолго до прихода римских легионов, скрывались от нападений окрестные люди.
Модред не верит, что следует держаться прежнего образа жизни. Он насмешливо улыбается за спинами — да, и даже в лицо Марию и другим людям цезаря, с коротко подстриженными волосами, бритыми щеками и подбородками, носящими древние римские щиты и доспехи. Теперь его люди не таясь говорят, что лучше забыть про Рим, заключить мир с крылатыми шлемами и, может, даже отдать им часть побережья и скрепить клятву о нерушимости договора братской кровью, а не сражаться вечно.
Модред говорит только на британском языке, делая вид, что не понимает латыни. Он чествует мелких королей и вождей кланов с севера. Он нравится Марию и другим, однако Марий настороженно следит за ним. Но многие молодые люди относятся к Модреду по-другому и прислушиваются к его словам.
Артос снова нагнулся, возобновив работу. С каждым часом он все больше и больше ненавидит это поле, на котором ему приказали работать. Разве не мог он поскакать на север вместе с охраной цезаря, со своим отцом? Он взмахнул ножом, словно это меч, небрежно срезав стебель. Борозды тянутся бесконечно, а солнце печет, и день долог.
Один из домашних рабов принес кожаную бутыль с уксусом и водой, и Артос выпил свою долю. И как раз в этот момент он увидел всадников, скакавших по дороге к морю. Их разноцветные плащи, наброшенные на плечи, ярко блестели; в такую жару их можно надевать только для вида. Конечно, это принц Модред, их вождь.
Артос, прищурясь, следил за приближением всадников. И вздрогнул, разглядев, что надето на руку принца ниже края коротко обрезанного рукава летней туники. Он мог бы поклясться, что это драконья нарукавная повязка верховного короля! Но ведь только цезарь, Артос Пендрагон, имеет право на это, и король лично надел ее на свою руку, когда уезжал из Венты.
А Модред не имеет даже прав наследника верховного короля, хотя люди шепчутся, что, возможно, он действительно сын самого короля. Впрочем, он совсем не похож на цезаря.
Потому что Артос Пендрагон выделяется среди людей, как столетний дуб в молодом лесу. И его волосы, хотя он сейчас старик, все еще блестят золотом, что свидетельствует об его происхождении с Западного Острова. У него короткие волосы, и он бреется, подобно римлянам, что делает его моложе.
А Модред ниже ростом, темноволос, и курчавые пряди волнами ниспадают на плечи. Кроме того, он носит усы, вьющиеся с обеих сторон узкого рта, так что выглядит он как любой из мелких племенных вождей. Подобно им он одевается в красочные одежды: плащи, вышитые узорами в форме клеток зеленого, красного и желтого цветов, что-то вроде туники и брюк, широкие пояса из мягкой кожи, расшитые золотом, кинжал с драгоценными камнями и длинный меч.
Артос следил за продвижением отряда, пока всадники не скрылись в пыльном облаке. Ему очень хотелось вскочить на коня и поскакать к ним. Никто не отрицает, что Модред — хороший воин, а теперь сам цезарь выбрал его защитником Венты. Модред командует всеми военными силами, за исключением королевских стражников, часть которых остались здесь, и школы, где обучаются их сыновья, — ученики подчиняются Каю.
При мысли о Кае Артос снова принялся за работу, сгорбив плечи, словно уже ощутив жалящий удар ивового прута. Кай воин, один из тех, к кому Марий относится одобрительно. От Кая никогда не добьешься большего, чем полуудовлетворенного ворчания. Но услышать этот знак одобрения старого воина, исполосованного полученными в сражениях шрамами, для любого ученика, наверное, все равно что испытать восторг императора во время триумфального шествия. Артос ухмыльнулся. Однако он никак не мог забыть нарукавную повязку, сверкавшую на загорелой руке Модреда, и это бросало семя беспокойства в его разум.
В этот вечер была его очередь обслуживать стол военачальников — принести рога для питья, разложить ложки и столовые ножи. Стул Модреда оставался пустым как и два других, где должны сидеть его ближайшие офицеры. За столом сидели только Кай, Арчаис (который родился за морем и сведущ в лечении ран) и Паулюс, жрец.
Артос прислушался к их разговору, однако почти ничего нового не услышал. Паулюс стар и мало думает, но он священник церкви, и он не любит Арчаиса, что выказывает совершенно ясно, потому что врачеватель не верит тому, чему учит Паулюс. Однако жрец не может заявить об этом открыто, ибо верховный король задолго до этого дал ясно понять, что выбор человеком бога, которому он станет поклоняться, — личное дело каждого. И это привело жрецов в ярость, и они много ворчали по этому поводу, однако ничего не могли поделать. Впрочем, позднее они все же решили признать, что мир необходим, да и среди жрецов были сторонники Модреда, соглашавшиеся с ним. Даже слишком много, признавался Марий.
Когда слабое пиво прошлого года было выпито, а тарелки убраны со стола, Арчаис сказал:
— Наш господин Модред ускакал в такую даль, что не сможет возвратиться к ужину?
Кай пожал плечами.
— Это его дело, — коротко ответил он. Но тон его голоса заставил Артоса прислушаться более внимательно.
— Крылатые Шлемы замечены на побережье. Рыбак из Дипдина сообщил, что видел по меньшей мере десять кораблей. Такой флот может собрать только какой-нибудь известный завоеватель. Кое-кто думает о Торкиле…
— Нет, нет, — Паулюс отрицательно покачал головой. — Торкиль не осмелится. Разве не наказал его жестоко король-повелитель в прошлом году, когда обратил в поспешное бегство?
— Эти крылатые шлемы, — проворчал Кай хмуро, — словно муравьи, отец. Можно давить их тут и там, но они лезут и лезут, эти муравьи, и нет им конца! Покой возможен лишь тогда, когда они все станут мертвы, но для этого придется серьезно потрудиться. Они хорошие воины, со своими берсеркерами и стенами из щитов. Наш король-повелитель знает, как справиться с ними. Вначале люди порой смеялись прямо ему в лицо, однако несмотря ни на что он отправился на борьбу с благоволения Аврелиана, привел лошадей, огромных лошадей — потому что в основном тогда у нас были одни только невысокие пони и ничего настоящего для рослого воина. И он знал, как изготовить доспехи для них и их всадников. Он не собирал огромной армии: ее трудно было бы прокормить и она легко могла бы угодить в засаду — даже легионеры признали, что этот новый способ ведения войны — лучше прежних и так же хорош, как и применяемые в их времена.
Так что он отправился в свою кампанию на лошадях, и он вовремя появлялся и здесь, и там, всюду успевая. И мы столько времени проводили в те дни в седлах, что кожа у нас на задницах огрубела, как мозоли на руках. И стоило где-нибудь высадиться саксам, там оказывались и мы — еще до того, как они догадывались об этом. Да, лошади и стража очистили этот край и поддерживали в нем спокойствие.
Я помню тот день, когда ему передали знамя Дракона. Это была новая, подозрительно странная вещь. Только дай ветру поймать его полотнище — и оно вырывается из рук, словно огромный красный червь, который тянется к тебе когтями. И когда знамя зардело над головой, дракон полюбил нас. Да, у нас был Дракон — пока его не порезали на кусочки. Его вид, похоже, вызывал у язычников бешенство, и они всякий раз направляли к нему свои копья. Однако мы просто передавали его цепочкой между собой. Когда взывает рог войны, Дракон отвечает ему!
