Дамиан перестает смотреть на меня и тоже глядит вдаль, на облака. Или на пролетающих мимо таких же драконов? Как я их раньше не замечала? Хотя нет, замечала, просто принимала за самолеты. Привыкла в Москве к самолетам…
— Слышал.
— А… видел?
Дамиан чему-то усмехается, кажется, мрачно.
— Видел.
Забавно, мы оба старательно смотрим вперед — на какую-то точку на небе. Думаю, на одну и ту же. Очень старательно.
— И… как?
— Она очень красивая, — признает Дамиан.
— Да? И… она тебе понравилась?
— Нет.
Пауза. Все, не могу больше смотреть на небо, глаза слезятся.
— Дамиан, почему? Я видела, как вчера она пыталась пригласить тебя, а ты ей отказал. Очень грубо. Почему?
Дамиан молчит. А я теперь смотрю на его руки — они крепко сжимают перила, как будто Дамиан боится упасть. Или… злится?
— Виола, пожалуйста, давай не будем об этом, — тихо просит он.
Ну уж нет.
— А давай будем! — Я вспоминаю, как он вчера меня (меня!) отшил (отправил искать другого партнера для танца!), и тоже злюсь. — Дамиан, я не понимаю. Я видела ее, она была красива, она к тебе подошла. Зачем ты с ней так?
Дамиан нервно дергает уголком рта — точно, этот жест у них семейный.
— А ты бы хотела, чтобы я ею увлекся? Чтобы танцевал с ней у тебя на глазах, да?
Усмехаюсь.
— Дамиан, давай ты не будешь мне лгать, ладно? Причина же была не в этом. Обо мне ты тогда думал в последнюю очередь. Да и зачем вообще было обо мне думать, если ты перед этим от меня сбежал? Это нелогично.
Дамиан бросает на меня быстрый взгляд.
— Откуда ты знаешь, что я лгу?
— У тебя глаза бегают.
— Ну и что?
— Дамиан… рассказывай.
Он снова стискивает несчастные перила. И, кажется, прожигает взглядом горизонт.
— Ты знаешь… Знаешь, сколько я на таких, как она, насмотрелся? Они всегда одинаковые: красавицы с титулом и богатым отцом, или женихом, или мужем. Что таким бывает нужно от меня, как ты думаешь, Виола? Красивый мальчик, фаворит, любовник, готовый по первому зову явиться и галантно с ней… танцевать. А они мне за это в лучшем случае заплатят. Они же все уверены, что если я красив и безроден — покупать меня даже не надо. Сам прибегу, как ручная собачка. Вот так, Виола, все эти красавицы думают. К кому еще они подойдут и нагло, в лицо, потребуют: «Танцуй»? Только к такому, как я.
— Но… — я пытаюсь подобрать слова. Выходит, мы опять друг друга не поняли? Но откуда… откуда мне было знать?! — Дамиан, но… Не все же такие. Не все же хотят… Если ты ей просто понравился…
— Вот именно, — усмехается Дамиан. — Понравился. Ты знаешь, как я ненавижу вот это. — И стучит указательным пальцем по своей щеке. — Отец все говорил, что я пошел в мать, а придворные дамы восклицали: «Какой милый ребенок!» Я тогда, дурак, гордился. Потом только сообразил, что они за вот этим, — снова пальцем по щеке, — меня не видят. От этой красоты одни проблемы. Знаешь, сколько я предложений стал получать после смерти отца? Представляешь, как это унизительно… фаворит, — последнее слово он будто выплевывает. — Я всегда мечтал о путешествиях, о приключениях, да я б в солдаты пошел, если бы меня пустили, а не комнатной собачкой сидел у ног этих придворных… куриц, — оборачивается, ловит мой изумленный взгляд. — Прости. Я не хотел, чтобы это так прозвучало. Ты не такая, Виола.
— Угу. Я некрасивая, — киваю я.
— Ты видишь меня, — тихо говорит он. — Я вижу, когда ты на меня смотришь… Между прочим, ты знаешь, что у тебя очень красивые глаза?
— Ты любишь красный цвет?
— … И я вижу, что… что ты меня понимаешь, — заканчивает Дамиан и протягивает руку к моим пальцам, тоже держащимся за перила.
— Дамиан, ты знаешь, скольким несчастным красивым девушкам ты отказал из-за своих дурацких комплексов и глупых фантазий?
— Ни одной, — усмехается он. — Виола, ты действительно странная. Мне иногда кажется, что ты из другого мира. Тебя удивляют вещи, которые для всех нормальны. Титул определяет положение в обществе. И те, кто выше по титулу, действительно считают, что могут купить тех, кто ниже. Мой отец сделал это с моей мамой, например.
— Да? А как же любовь?
— А любовь, — усмехается Дамиан, — шла приятным дополнением.
Надо же!
— Да ты циник, Дамиан.
— Жизнь такая, — философски замечает он.
— Угу. Дамиан, скажи, мы когда собираемся вернуться домой?
Он бросает на меня взволнованный взгляд.
— Я тебя уже утомил? Прости, я…
— Я имею в виду, до заката или после?
— А… Как ты скажешь, — быстро находится он.
— Тогда давай после. Я хочу тебе кое-что показать. Мне кажется, это немного изменит твои представления о жизни. Может быть, в лучшую сторону?
— Я уже заинтригован, — усмехается он.
— Дамиан, и еще… Только не обижайся. Из тебя бы получился очень плохой фаворит. Очень.
— Почему? — изумляется он.
— Ты слишком робкий. Возьми меня, наконец, за руку. Если не боишься, конечно, моих перепонок.
Он тихо смеется и за руку берет. Вовремя — мы начинаем снижаться, и я снова пытаюсь упасть (не держалась за перила). А так, Дамиан меня придерживает, и да, это очень приятно.
Но только в саду, на одной из лужаек, где мы сидим на траве, едим мороженое (Дамиан его тоже любит) и разговариваем о всякой чепухе вроде «какая птица сейчас поет?» (с Дамианом, оказывается, можно и о чепухе поговорить — это тоже безумно приятно), я понимаю: а ведь сама про красивых юношей думаю точно так же, как и он. О Дамиане думала точно так же. Красивый — тщеславный — глупый — пустой. Вот примерно такая цепочка. Дамиан другой, совсем другой, но верит в то же. Да… да, пусть посмотрит на меня, ночную. Заодно и расскажу ему наконец правду. Хватит, хватит лгать.
Может быть, потом мы поищем Розалинду вместе?..
И вот наступает вечер: тени удлиняются, но солнце еще не садится. В застывшем воздухе плывут сладкие ароматы цветов, и смех гуляющих словно становится громче. Я лежу на траве рядом с Дамианом и делаю вид, что любуюсь прозрачно-голубым небом, а на самом деле не могу отвести взгляда от его волос. На них так красиво играют солнечные блики…
— Виола, я хотел тебе кое-что показать. Точнее, подарить. Можно?
— Конечно, — улыбаюсь я. — А что?
Дамиан приподнимается на локтях и быстро вынимает из кармана браслет-цепочку. Серебряный, с камнями-капельками, такими же, как у Дамиана на подвеске. Правда, на браслете эти камни складываются в цветы. В малютки-фиалки.
