А потом, стоя за дверью, слушаю, как милый, любезный Ромион спрашивает у моей словоохотливой камеристки, не живет ли здесь такая красавица-принцесса по имени Виола, сестра вашей госпожи, а, милая девушка?
Конечно, не живет. Камеристка в глаза никакую красавицу не видела. Еще и милая? Вы о госпоже? Да вы ее вообще слышали, ваше высочество? Она же как рот откроет — так сразу и не поймешь, принцесса она или свинопаска. Потому что какое уж тут воспитание! Вот у нас, в школе золушек, ей бы влетело…
«Рассчитаю к чертовой матери!» — думаю я, проскальзывая под шумок в спальню. Солнце гаснет за горизонтом, вовремя зашедший проверить, как я, Габриэль прячет улыбку и помогает мне надеть одно из Розалиндиных платьев. Волосы я распускаю совсем — все равно красиво. Итак — розовое видение, закат и романтичная ночь — спускаюсь в гостиную.
Камеристка глазеет на меня, как на чудо света — пока ее не уводит Габриэль. Ромион тоже глазеет — целую минуту, прежде чем встать и галантно поцеловать мне руку.
— Виола?
Я киваю, заглядывая ему в глаза.
— Да. Нам нужно поговорить.
Ромион смотрит мне в глаза — зачарованно. И мечтательно говорит:
— Моя госпожа, мне кажется… мне все равно, что ты сейчас скажешь. Позволь мне вернуть на твои уста улыбку. — И аккуратно берет меня за руку. — Поедем?
— Но… Да… Поедем, — решаюсь я. Не каждый же день мне обещают вернуть улыбку, надо пользоваться моментом. — Но нам все равно нужно поговорить.
— Обязательно, моя госпожа, — кивает Ромион. — Но сначала ты улыбнешься.
Я не знаю, что это за место, где мы в итоге оказываемся. Быть может, параллельный мир — этого не должно существовать в реальности, как мне кажется. Знаете, как обычно рисуют сказочный ночной лес? Волшебные светлячки, облитые луной дорожки, водопады, цветы со светящимися золотом сердцевинами — и все это полнится музыкой, дышит ею, как ароматным, сладким воздухом.
— В королевстве фей, в Зачарованных Садах, так же красиво? — интересуется Ромион, заводя меня в беседку и усаживая на подушки.
— Я не знаю. Я была там только в детстве.
Ромион удивленно поднимает брови.
— Как же это возможно?
— Возможно, — вздыхаю я, пытаясь успокоиться. — Я хотела поговорить именно об этом.
— Я слушаю, моя леди, — отвечает Ромион, садясь у моего кресла из подушек на колени и не сводя с меня восторженного взгляда. «Слушает ли?» — мелькает на мгновение сомнение, но я честно рассказываю. Почти все. О себе — о настоящей Виоле, о том, что она, то есть я, из другого мира. О том, что навещаю здесь сестру, которая волнуется насчет предстоящей свадьбы. О том, что я не совсем принцесса — разве что по матери. Она, конечно, когда-нибудь станет королевой…
А дальше правда сковывает губы, зато ложь льется сама — легко и велеречиво. Никогда не думала, что я настолько выдумщица. И актриса. Роз, как думаешь, это у нас от матери? Талант к актерству?
Я рассказываю, что мою сестру действительно прокляли после гоблинов. Что она очень из-за этого переживает. Но если в нее влюбиться, она расколдуется и станет… ну совсем как я. Что я сама не живу в доме сестры, конечно, — я же из другого мира. Просто Розалинда открывает мне каждый раз портал — поэтому со мной нельзя увидеться в любое время, а только после заката: там, в моем мире, у меня своя жизнь.
Ромион интересуется, каков мой мир. Живо интересуется. Я не замечаю, как обещаю пригласить его в гости и дать послушать Бетховена и Чайковского. Именно их, потому что они мои любимые композиторы. Почему любимые? Ну, во-первых, я люблю «Лебединое озеро»: раз десять была на балете…
Ромион слушает. Долго — и я долго рассказываю ему о себе, о папе (чуть-чуть), о том, что мне нравится и что не нравится… А когда замечаю, что говорю только я, Ромион улыбается в ответ и заявляет, что ему интересно. А потом удивляется, почему я смущаюсь.
— Я видел много красивых девушек, Виола. Принцесс и простолюдинок, фей тоже, — говорит он потом, когда мы гуляем по тропинке, а вокруг танцуют светлячки. — Красота сама по себе не значит ничего.
— Да? — улыбаюсь я. — И ты, принц, со мной сейчас не из-за того, что я ослепительно красива?
Ромион тихо смеется.
— Ты особенная. Не красота заставляет твои глаза сиять. И не красота красит твои щеки таким милым румянцем, когда ты почему-то смущаешься, рассказывая о себе. И даже не красота заставляет тебя по-особенному улыбаться сейчас.
— Я особенная? — тихо повторяю я.
— Конечно, — Ромион тоже улыбается. — Я еще плохо знаю тебя, Виола. И, быть может, никогда не узнаю. Но мне хочется, очень хочется проводить с тобой все время, которое у меня осталось. В тебе есть загадка — я хочу ее разгадать. Почему твоя улыбка сейчас такая грустная?
— Потому что ты снова говоришь о своем проклятье. Ромион, неужели в вашем сказочном мире нет ничего, чтобы его сняло? Кроме поцелуя настоящей любви?
— В нашем мире много чего нет. — Ромион походя срывает сверкающий колокольчик и вставляет его мне в волосы. — Настоящей любви, как мне кажется, нет тоже. Но давай не будем об этом, моя принцесса.
— Я не…
— Принцесса. Не титул делает принца принцем, не так ли?
— Твой брат, как я слышала, так не считает, — усмехаюсь я.
— Дамиан, — вздыхает Ромион. — Виола, я хотел тебя спросить… Ты не знаешь, что у него произошло с Розалиндой?
— Ничего особенного, — небрежно отвечаю я. — Дамиан поцеловал ее, вот и все.
Ромион кивает.
— И проклятье не было снято. Жаль.
— Конечно, жаль, — усмехаюсь я. — Тебе же на лягушке жениться.
— Я не успею, — качает головой Ромион. — Дамиана жаль. Он верил, что влюбился. У меня очень романтичный брат, Виола.
— А Розалинду тебе не жаль? — восклицаю я. — Она тоже верила!
— Розалинда? — пожимает плечами Ромион. — Она не пропадет. К тому же мне кажется, ее нынешняя внешность не так уж сильно ее тяготит. Я думаю, Виола, твоя сестра тоже понимает, что не красота важнее всего…
— Моей сестре хочется любви и счастья. А лягушки не получают любовь и счастье. Ты же, например, в нее бы не влюбился?
Ромион внимательно смотрит на меня.
— Уж точно не с первого взгляда. И не с того момента, когда она спросила, тоже ли я проклят.
Я усмехаюсь.
— Роз думала, что ты, как и все принцы, — напыщенный индюк.
— То-то она тогда так поспешила к Дамиану. Он же выглядит, как все принцы.
— Лучше, чем все принцы, — перебиваю я. — Что? Роз так сказала. Лично я его даже не знаю. Но мне жаль сестру. Она надеялась, а ей разбили сердце.
— То-то Дамиан закрылся в своей комнате, и оттуда теперь валит дым, — усмехается Ромион. — С ним так не было даже после смерти отца. Тогда Дами, кажется, просто закрылся в комнате. Правда, на неделю. И распустил по дворцу низших духов… Малышу Томми нравилось с ними играть… Виола, я серьезно: поговори с сестрой. Дамиан такого обращения не заслуживает — пусть хотя бы объяснятся.
