– Специально, – не стала скрывать Марина.
Несколько секунд Саша о чем-то сосредоточенно размышляла, затем решительно сказала:
– Ну и правильно. Врать нехорошо.
Марина вытащила из внутреннего кармана пуховика мобильник. На него тут же попали снежинки, и она, бережно обтерев экран, щурясь, взглянула на время.
17:10.
«Если мы пойдем пешком, то в Согру придем где-то через два часа», – прикинула она про себя. Затем чуть не хлопнула себя по лбу.
– Я полная дура, Сашок! – воскликнула она, и кроха вопросительно уставилась на сестру.
– Мы сейчас позвоним нашей маме Лене! И она с дядей Борей нас заберут! – возбужденно проговорила Марина. Глаза Саши заблестели.
– Тогда скорее звони!
Пальцы не слушались, список абонентов расплывался, буквы и цифры прыгали перед глазами, превращаясь в карикатурных человечков, которые кривлялись ей с экрана потрепанного «Самсунга». Совершенно некстати девочка обратила внимание, что зарядка телефона была практически на нуле.
«Как бы сотовый и вовсе не сел».
С замершим сердцем Марина слушала, как в ожидании ответа играет какая-то мягкая музыка. Это необычно красивая музыка была словно из другого мира, там, где нет грязных, разбитых дорог, пронзительного холода, который, казалось, забирался в каждую пору твоей кожи, чтобы выморозить тебя до льда, там нет злых и обиженных на все и вся кондукторов, высаживающих двух сирот на мороз только из-за того, что на проезд им не хватило каких-то шесть рублей…
Она встрепенулась, услышав в трубке знакомый голос:
– Але? Але, Марина?
– Тетя Лена! Тетя Лена, мы тут, на остановке! Мы ехали из школы и…
Она замерла, услышав характерный короткий писк, и отстранила телефон от уха, словно он был заразным.
– Ну, что там? Марин, чего она сказала!? – Саша с нетерпением дергала за рукав сестру.
Марина с трудом выдавила улыбку.
– Ничего. Я не услышала. Телефон старый, Сашок, и батарея тут же села. Прости, что хорошенько не зарядила вчера… Но я успела ей сказать, что мы на остановке.
«Правда, не сказала, на какой именно», – добавила она про себя с беспокойством.
– Может, они за нами приедут? – с надеждой спросила Саша.
– Может быть. Пошли, Сашок. Надо идти, а то уже темнеет.
Она заботливо поправила сестре шарф, капюшон, лямку рюкзака.
– Давай сюда руку.
Саша послушно взяла сестру за руку, и девочки зашагали вперед.
Несколько минут они молчали. Не потому, что говорить сестрам было не о чем, нет, они могли болтать часами непрерывно на самые различные темы. Просто этот противный ветер, как назло, бил прямо в лицо, швыряя игольчато-острую россыпь льдинок в глаза, нос, румяные щеки, и девочкам даже пришлось пригибать головы к груди. Ослик Тим болтался на рюкзаке Саши, словно хотел оторваться от «бегунка» молнии и улететь прочь от своей хозяйки.
Когда наконец метель немного улеглась, Саша спросила:
– Марина, а почему эта тетя в автобусе такая злая? Ее кто-то обидел?
«Наверное», – подумала Марина, решив, что в словах сестры есть толика правды.
– Это потому, что ей кто-то в глаз ударил и у нее синяк, – продолжала рассуждать девочка.
– А может, ей как раз синяк поставили, потому что она такая злая, – предположила Марина, и Саша, обдумав эту версию, кивнула головой.
– А почему ты все время щуришься? – снова задала она вопрос.
Марина замялась. Она не хотела сейчас обсуждать эту больную тему, но факт оставался фактом: зрение ее существенно ухудшилось, и причина тому – та страшная ночь, когда ей, полураздетой, напуганной до смерти от дымовой завесы и полыхающего пламени, пришлось вытаскивать из огня детей, как Сашу с Димой, так и других…
– Сильный ветер, вот и щурюсь, – выкрутилась она.
– А мы не заблудимся?
– Нет, – без тени сомнения ответила Марина. – Тут ведь одна дорога. Мы по ней пойдем и скоро придем домой. А там нас будут ждать тетя Лена и дядя Боря…
– Марина…
Девочка повернула голову, глядя на младшую сестру.
Из-под заснеженной шапки на нее глядели серьезные глаза.
– А почему ты тетю Лену не называешь мамой? Ведь они с дядей Борей наши мама и папа?
Марина вновь замешкалась. Она сама не могла ответить себе, почему так происходит. Несмотря на то, что вопрос с переездом в новую семью можно было назвать почти решенным, какая-то странная, невидимая преграда удерживала полностью раскрыться перед тетей Леной и ее мужем, дядей Борей. Хотя они были всегда очень добры и внимательны к ним… Вероятно, слишком сильны еще были воспоминания о прежней семье, которая вернула их в детский дом меньше чем через год с тех пор, как взяли к себе… Но Марина не хотела вспоминать об этом периоде жизни.
– Знаешь, Сашок, как только они нас заберут к себе и мы станем жить вместе, тогда, конечно, они станут для нас настоящими мамой и папой. Договорились?
Саша улыбнулась, и Марина, с облегчением вздохнув, поняла, что ответ сестру устроил.
Она ошибалась, полагая, что обратная дорога домой будет всегда прямая. До развилки оставалось меньше километра.
* * *
Сапог застопорил «Бумер» на паузе, щелкнув исцарапанным пультом, и в гаражном закутке воцарилось молчание.
Слышалось лишь сухое потрескивание дров в печке и унылое завывание ветра снаружи.
Керосин обвел замерших мужчин затравленно-безумным взором.
«Он похож на загнанного зверя. Которого окружили и вот-вот на вилы насадят, – внезапно подумал Данилыч. – Он словно шакал. Смертельно больной, облезлый шакал, к которому нельзя приближаться, не надев толстых варежек, чтобы не подцепить какую-нибудь заразу…»
– Ну, чего прикисли? – хрипло произнес Керосин. – Или как только зашел базар про помощь другу, у меня все кореша растерялись?!
– Это у тебя в штанах прикисло, – хмуро осадил его Сапог. – Кто тебя резать собрался? Кому задолжал?
Керосин шмыгнул носом.
– Чингизу.
Сапог и Леха обменялись понимающими взглядами.
– Тот самый, что ли? – уточнил Леха.
– Тот самый, – раздраженно ответил наркоман. – Будто здесь другой Чингиз появился!
– Он наркоторой барыжит, – объяснил Леха Сапогу, и тот кивнул:
– Слыхал я про этого кренделя. Мутный тип.
Он искоса взглянул на Керосина, который то и дело вытирал пот, струившийся по восковому лицу.
– И сколько ты ему торчишь?
Керосин глубоко вздохнул и выдавил, не глядя на приятеля:
