Он решил пройтись по территории, размяться и подышать на ночь свежим воздухом. Парковая зона вокруг корпусов хорошо освещалась, потому ночная темнота Матвея не останавливала. Он медленно шел по вымощенной камнями дорожке и тихонько насвистывал какую-то мелодию, невесть откуда появившуюся в голове.
Внезапно его привлек шорох где-то справа, Матвей повернулся, и ему вдруг показалось, что он только что видел чей-то силуэт, метнувшийся в сторону административного корпуса.
– Эй, кто там? – громко крикнул Мажаров, направляясь туда.
Ответа не последовало, однако шорохи прекратились. Матвей тщательно обследовал все близлежащие кусты, но ничего странного не нашел.
– Показалось, что ли? – пробормотал он, направляясь ко входу.
Он расстелил постель в комнате отдыха, улегся и уже начал засыпать, когда ему снова показалось, что он слышит какой-то скрежет внизу под окнами. Мажаров встал, открыл окно и, свесившись вниз, постарался вглядеться в темноту, но там ничего не происходило.
– Я становлюсь параноиком, – не совсем довольным тоном проговорил Матвей, закрывая окно. – Но завтра надо начальнику охраны сказать, пусть все-таки подвал посмотрят – мало ли.
Аделина
С каждым неотвеченным звонком в моей душе росла тревога. Никогда прежде братец мой не позволял себе подобного. Что, если, не получив очередной перевод вовремя, эти люди все-таки решились и похитили Николеньку? И я даже не могу поехать к нему, потому что даже встать с постели нет сил. Очень болел послеоперационный шов, болел так, что мне хотелось орать во все горло. Но я понимала, что делать этого нельзя – я же бесчувственная, ничего не боящаяся, мне абсолютно чуждо все человеческое. Даже обезболивающего попросить я не могу себе позволить. И эти мысли о брате… нет ничего более кошмарного, чем неизвестность.
Когда вечером внезапно приехала Анна с пакетом моих вещей, я немного оживилась – все-таки лежать в хирургическом костюме и не иметь возможности привести себя хотя бы в относительный порядок довольно сложно. В пакете я заметила и традиционный белый конверт без надписи – видимо, Анна проверила почтовый ящик. Мелькнула мысль, что там может быть какая-то информация о брате, но я отогнала ее от себя – нет, в этом случае они не стали бы писать, они позвонили бы.
И тут меня ждал еще один не самый приятный сюрприз. Анна, устроившаяся на стуле возле моей постели, вдруг спросила:
– Тебе фамилия Одинцов говорит о чем-то?
– Говорит, – стараясь держать себя в руках, кивнула я. – А что?
– Он сегодня у шлагбаума целый боксерский ринг организовал, чуть Василькова не придушил.
– Чего хотел?
– Тебя требовал. Кстати, а кто это?
Я даже Анне, знавшей обо мне довольно много личного, никогда не рассказывала о своих отношениях с Павлом, не называла фамилии, вообще не упоминала о существовании такого персонажа в моей прошлой жизни.
– Так… – попробовала уклониться я.
– Он довольно агрессивно себя вел, а когда я сказала, что на тебя напали, испугался.
– Что?! Зачем ты ему сказала, как ты вообще там оказалась?!
Анна непонимающе смотрела на меня и хлопала глазами:
– Да что я такого сказала-то?
– Ты ничего вообще не должна была говорить, понимаешь?
– Не понимаю. Да и что я сделать-то была должна? Смотреть, как он дядю Славу треплет, как Тузик тряпку?
Тут наш разговор был прерван спором за дверью – Мажаров выговаривал постовой сестре Юле за присутствие в моей палате Анны в неурочное время. Пришлось вмешаться. После того как обиженный Мажаров ушел, я быстро набрала ему сообщение с извинениями – все-таки не стоило отчитывать его перед Анной и медсестрой.
– Аня, пообещай мне, что ни с кем больше не будешь обсуждать меня.
– Может быть, ты объяснишь мне, в конце концов, что такого ужасного я сделала?
На месте Анны я бы тоже требовала объяснений, потому что поведение мое как минимум выглядит странно, но не рассказывать же ей всю непростую историю наших с Павлом отношений… Меньше всего на свете мне хотелось вспоминать об этом и делиться с кем-то этими воспоминаниями.
– Я устала, – произнесла я деревянным голосом, и это должно было служить для Анны сигналом к тому, что пора заканчивать визит. Но не тут-то было. Сегодня вообще все шло не по моему плану, вот и Анна отказалась подчиняться ему:
– Деля, ты должна доверять мне. Только так я смогу сделать все, чтобы этот человек здесь больше не появлялся.
– Ты сделать этого не сможешь, даже если получишь всю интересующую информацию. Просто поверь мне на слово – это невозможно. А теперь, будь так добра, поезжай домой.
– Ты в окно-то посмотри, – насмешливо ответила она. – Там ночь глубокая, какой смысл в моей поездке, когда мне к семи снова сюда? Переночую в кабинете.
– Тогда лучше в мой пойди, там хоть диван удобный.
Анна весело рассмеялась:
– Ну уж нет, спасибо! А вдруг меня кто-то с утра заметит выходящей из твоих владений? Разговоры пойдут – тебе оно надо?
– Перестань, – поморщилась я. – В твоей каморке папы Карло даже ноги вытянуть невозможно, а тебе весь день завтра работать. Не упрямься, бери ключи.
Анна сунула ключ в карман ветровки и серьезно сказала:
– Спасибо, Дель. Я очень ценю все, что ты для меня сделала, правда.
– Ну, вот иди тогда и ложись спать, а то я тоже что-то утомилась.
– Тебе кофейку с утра сварить? Ты ж без этого не можешь.
– Свари, если будет время.
– Для тебя непременно найду. – Анна чмокнула меня в щеку и ушла, а я снова схватила телефон и набрала номер Николеньки, по которому мне снова ответил механический женский голос.
Ночью я вдруг проснулась от странного чувства – как будто на грудь мне упало что-то тяжелое и сдавливает. Открыв глаза, я долго смотрела в потолок и правой рукой ощупывала себя, не обнаружив ничего тяжелее одеяла. Но неприятное ощущение никуда не исчезло. Я попыталась встать с постели и, держась за спинку кровати, подошла к окну, приоткрыла его, впуская в палату струю холодного свежего воздуха. На улице было тихо, горели фонари, пахло свежей листвой. У меня закружилась голова, я схватилась рукой за подоконник, чтобы не упасть, но ложиться обратно в постель не хотела. Надо заставлять себя ходить, двигаться, иначе я проведу в палате больше времени, чем мне бы хотелось.
Внезапно мое внимание привлекли какие-то вспышки света в подвале административного корпуса. Небольшие полукруглые оконца, расположенные на уровне фундамента, были зарешечены, и пробраться туда никто не смог бы, но я могла поклясться, что вижу нечто, напоминающее свет ручного фонарика – как будто с его помощью осматривают помещение, луч мечется в такт шагам.
