– Электричество? – спросил я в темноту.
– Все по-прежнему, – отозвалась сзади Кира.
– Черт.
Я все никак не мог собраться с силами, чтобы подняться и сходить на кухню за какой-нибудь пилюлькой. Комната перед глазами то и дело начинала кружиться и плыть, так что я опасался, что могу по дороге налететь на дверной косяк или споткнуться и упасть, и тогда моя звенящая голова могла просто лопнуть, не вынеся еще одного потрясения.
За моей спиной послышался вздох, предваряющий порцию неизбежных нравоучений.
– Как ты мог!?
– Мне было очень плохо… – я осторожно помассировал шею, отчего интерьер снова пустился в хоровод, – да и сейчас не сказать, чтобы сильно лучше.
– Я не о том! – в голосе жены проступило странное волнение, заставившее меня обернуться, – я не понимаю, как ты смог!?
– Смог… что? – мои мысли путались и вязли, словно вляпавшись ногами в липкий гудрон.
– Да все это… – Кира неопределенно махнула рукой, как будто я был в ответе за все беды, творящиеся в мире, – разбить автомат в холле, наорать на Клавдию, напиться до чертиков, крыть последними словами Дмитрия Аркадьевича, который только что погиб на твоих глазах. Как!? Ты же пикированный!
– Ну да, и… – с изрядным запозданием и до меня начало доходить осознание того, что я натворил.
Ведь все, что перечислила Кира находилось для меня под запретом! Перед приемом в «Юраско» меня прогнали через психокоррекционный салон, где все мои слабости упрятали под тяжелый амбарный замок. За последние несколько лет у меня в мозгу ни разу не возникало даже завалящей мыслишки, чтобы позволить себе хоть небольшую грубость в отношении окружающих, выпивал я зараз не более бокала вина, да и то лишь по подходящему поводу, а уж совершение правонарушения, да еще столь серьезного, как кража для меня и вовсе являлось чем-то вроде выхода в параллельное измерение. Складывалось впечатление, что мои внутренние тормоза почему-то отказали, и я теперь несусь под откос сломя голову.
И, кстати, меня такой поворот дел вполне устраивал.
– Зато мы теперь не умрем от жажды, – я протянул Кире бутылку.
– Она же краденая! – жена отшатнулась от меня, как будто я подсунул ей гремучую змею. Но ее глаза при этом жадно впились в воду, ловя каждую капельку, стекающую по прозрачным стенкам. Я вдруг понял, что она за все это время не выпила и глотка.
– Не болтай глупостей, – я вложил бутылку ей в ладонь, – я купил ее по дороге с работы. Она у меня в портфеле валялась. Пей.
Еще несколько секунд Кира сражалась со своей внутренней бухгалтерией, но, в конце концов, жажда взяла верх, и она вцепилась в горлышко, в один миг высосав все до последней капли.
– Вот и молодец, – я встал и пару раз наклонил голову из стороны в сторону, тестируя вестибулярный аппарат, – а теперь давай-ка выбираться отсюда.
– Как?
– Ну, подняться наверх мы уже попробовали. Теперь будем спускаться.
Сборы наши, однако, несколько затянулись. Ведь неопределенность ситуации неизбежно порождала неопределенность и в отношении того, что следует взять с собой. Теплая одежда, свечи, зажигалка, аптечка, запас воды и шоколадных батончиков, что я выгреб из автомата… не забыть документы, ибо перспективы возвращения пока выглядели несколько туманно, что еще? Да, согласен, перечисление выглядит немного странно для людей, собравшихся просто выйти из дома на улицу, но последние события невольно заставляли заподозрить, что наше путешествие вряд ли будет походить на легкую прогулку. В «Айсберге» явно что-то пошло не так, и недобрые предчувствия заставляли нас предполагать худшее, все глубже погружая в паранойю.
К сожалению, мы не могли унести все, что нам хотелось, поскольку тащить на себе тяжелые сумки, пересчитывая многие тысячи ступенек – удовольствие сомнительное. А потому мы сперва навалили в коридоре большую гору барахла, а потом с препирательствами и спорами принялись ее прореживать.
Я предложил на дорожку немного перекусить, но Кира по-прежнему отказывалась даже прикасаться к экспроприированным в холле воде и продуктам, ограничившись одной выпитой с утра бутылкой. Так что из чувства солидарности и мне пришлось обойтись без завтрака, но я надеялся, что чуть погодя жена образумится. Силы ей еще понадобятся, я один все далеко не унесу.
Свои «Орисы» я сменил на старую потрепанную жизнью «Мотыгу», припасенную как раз для таких случаев, когда впереди меня ожидали приключения с плохо прогнозируемым сюжетом. Выезды на природу, дружеские попойки и все такое прочее. Большие, тяжелые и неубиваемые часы, которые, при необходимости, можно использовать в качестве кастета.
Перед выходом мы еще выгребли оставшиеся продукты из уже изрядно провонявшего холодильника и отнесли мешки к мусороприемнику. Он, разумеется, не работал, так что нам пришлось просто добавить свой мусор к скопившейся на полу куче других мешков. Запах в коридоре также уже слабо походил на благоухание весеннего сада, но человек быстро адаптируется, и мы почти перестали обращать внимание на то, что дышим густой смесью ароматов городской свалки и загаженного нужника.
Я взвалил на спину увесистый рюкзак, Кира перебросила через плечо свою сумку, и мы вышли из квартиры. Заперев дверь, я спрятал ключ поглубже во внутренний карман куртки. Кто знает, понадобится ли он нам еще когда-нибудь?
В холле я задержался у разгромленного автомата. Наши соседи собрали вывалившиеся из него банки, бутылки и упаковки печенья и чипсов, сложив все аккуратными рядами вдоль стены. Не требовалось ничего пересчитывать, чтобы догадаться, что никто из них не взял себе ни крошки и не выпил ни капли, не осмеливаясь пойти на прямое нарушение закона. Я же подобных затруднений не испытывал и присел рядом на корточки, выбирая, что бы еще прихватить с собой. Ведь достаточно поголодать всего пару дней, чтобы начать куда более трепетно относиться к продовольственным запасам, которые, как известно, карман не тянут.
– Опять воровать будешь? – в вопросе Киры прозвучало не столько осуждение, сколько любопытство. Произошедшие со мной перемены воспринимались ею как своего рода эксперимент, и я не стал ее разочаровывать.
– С детства мечтал питаться одними чипсами и газировкой. А тут такая возможность подвернулась! – я рассовал по карманам несколько хрустящих пакетиков и поднялся, сжимая в руках по бутылке, – ой!
Я аж отпрыгнул от неожиданности, нос к носу столкнувшись с соседом, который давеча стращал меня полицией и прочими карами. Выглядел он весьма скверно, почему я, собственно, от него и шарахнулся. Трехдневная щетина только подчеркивала осунувшееся лицо и глубоко запавшие глаза, которые буравили меня полным страдания взглядом, то и дело норовящим сползти вниз, на воду в моих руках.
В какой-то момент человек оказывается неспособен думать о чем-либо, помимо терзающей его жажды, что только подтверждалось замызганным воротником его давно не глаженой сорочки. Обитатели верхних этажей «Айсберга» ранее даже помыслить не могли, чтобы показаться на людях в таком неопрятном виде. Понятно, что и я сам выглядел немногим лучше, но мы с Кирой, равно как и он не имея возможности постирать белье или принять душ, по крайней мере, переоделись в чистое.
