Конвоировавший меня боец взял с ближайшего стола рулон липкой ленты и без лишних церемоний заклеил мне рот, буркнув:
– Я же предупреждал.
После чего нас Кирой завели в комнатку неподалеку и посадили у стены рядом с еще несколькими пленниками. Убедившись, что мы надежно связаны, солдаты удалились, напомнив на прощание о крайне негативных последствиях плохого поведения.
Если я полагал, будто спустился уже на самое дно ада, и дальше падать уже некуда, то здорово заблуждался. И самый ужас состоял не в безвыходности нашего положения, не в неопределенности нашей дальнейшей судьбы, а в том, что я постепенно начал отыскивать светлые стороны даже в сидении на холодном полу со связанными за спиной руками и заклеенным скотчем ртом!
Ведь от меня теперь уже точно ничего не зависело, и я никак не мог повлиять на ход событий. А полная неспособность что-либо изменить автоматически означает отсутствие ответственности за все, что будет происходить в дальнейшем. И такое положение дел выглядит в определенной степени позитивно. Можно спокойно расслабиться, ни о чем не думать и наслаждаться заслуженным отдыхом. Если так пойдет и дальше, то вскоре я смогу найти приятные моменты даже в свидании с расстрельной командой.
Мы с Кирой сидели рядом, привалившись друг к другу, и я вполне мог немного подремать, вот только стянутые пластиковым жгутом руки то и дело начинали затекать, и мне приходилось время от времени шевелить пальцами, чтобы разогнать кровь. Мало-помалу мои глаза адаптировались к полумраку, и, чтобы не скучать, я украдкой рассматривал других заключенных. По крайней мере тех из них, кто оказался в поле моего зрения.
Компания подобралась весьма разношерстная, но, помимо истрепанности и замызганности, всех объединяла одна общая черта. Полнейшая апатия и безразличие к происходящему вокруг. Все сидели неподвижно, как один уронив головы на грудь и даже не пытаясь заговорить друг с другом. И отнюдь не заклеенные рты были тому причиной, тем более, что кроме меня такой чести удостоился только еще один человек. Впрочем, памятуя о собственных успокоительных мыслях, я вполне понимал этих несчастных. Пробившись через все уровни высотной преисподней и оказавшись в ситуации, когда тебя никто не пытается прямо здесь и сейчас убить, сожрать или изнасиловать, очень сложно сохранять тонус и противостоять накопившейся усталости. Кто-то, возможно, даже спал, пользуясь нежданной, пусть и не особо комфортной передышкой. У меня и самого глаза слипались от изнеможения.
Я перевел взгляд на следующего арестанта – девушку, сидящую прямо напротив, и всю сонливость с меня как ветром сдуло!
Да, в отсутствие привычного лоска, искусного макияжа и профессионально поставленного освещения она слабо походила на знакомый по глянцевым журналам образ, но однажды мне уже довелось видеть Юлию Саттар в «полевых» условиях, так что характерные черты я опознал безошибочно.
Судя по всему, досталось девчонке крепко. Ее поникшая голова была обмотана бинтами, на которых с левой стороны проступило темное пятно, пострадало также ее левое бедро. Рядом на полу стояла пластиковая бутылка с водой, но, насколько я мог судить, Юлия к ней даже не притронулась. Ее левую руку приковали наручниками к тянущейся вдоль стены трубе, а правая… а правая ее рука оставалась свободна!
У меня в голове, точно как в комиксах, яркой лампочкой вспыхнула идея, и я, сколько ни старался, никак не мог ее отогнать. Я отлично осознавал, что взявшие нас в плен вооруженные люди к шуткам не расположены, и любой акт неповиновения с моей стороны может закончиться очень печально. Печально для других, мне-то будет уже все равно.
В то же время меня не отпускало смутное подозрение, что такой финал вполне может ожидать всех пленников вне зависимости от нашего послушания. Просто чтобы не оставлять ненужных свидетелей. И в тот момент, когда к моему затылку приставят что-то металлическое и холодное, я буду клясть себя последними словами за то, что не попытался.
А значит, стоит рискнуть!
Я заерзал, пытаясь подтянуть под себя ноги и встать.
– Ты куда собрался? – зашипела Кира мне в ухо, но в ответ я мог только мотнуть головой в сторону пленницы напротив.
– Зачем?
Поскольку мое выразительно мычание так ни черта прояснить и не смогло, я отказался от тщетных попыток и, пригнувшись, быстро перебежал на другую сторону. Юлия вздрогнула и подняла на меня мутный взгляд.
– Что? – она с трудом ворочала языком.
Я выпятил подбородок и негромко помычал, надеясь, что она поймет, чего мне от нее требуется.
– Отклеить?
– Угу.
– Они же пристрелят Вас, если застукают!
– Угу.
– Ладно, как хотите, – Юлия схватилась за уголок липкой ленты, лишившей меня дара речи, и дернула…
Один Бог знает, каким чудом мне удалось сдержаться и не закричать. Трехдневная щетина, обветренные потрескавшиеся губы, липкий скотч… попробуйте повторить на досуге – Вам обязательно понравится!
– М-м-м-ф! – прошипел я, осторожно стравливая воздух из легких, – Юлия Александровна?
– Да, и что?
– Не знаю, помните Вы меня или нет, но однажды мы с Вами уже встречались. Пять лет назад, на благотворительном концерте.
– Концертов много было, людей еще больше, всех и не упомнишь.
– Ну, тот концерт вы вряд ли когда-нибудь забудете. В день, когда Ваш отец обрел давно потерянного брата.
– Тот… – девушка нахмурилась, внимательно всматриваясь в мое лицо. Ее брови удивленно взлетели вверх, – Олег?
– Мир тесен, не правда ли? – я невольно улыбнулся.
– Но что ты тут делаешь? Тебя что, опять меня спасать прислали!?
– Да нет, я здесь просто живу… в смысле жил, – я вдруг со всей очевидностью осознал, что уже никогда, ни за какие блага мира не вернусь в эти стены, – а теперь давайте к делу.
Я повернулся к ней боком.
– В кармане моей куртки лежит зажигалка – достаньте.
– Есть. Что дальше?
– Пережгите веревку на моих руках, только постарайтесь их не поджарить ненароком.
– Ты понимаешь, что тем самым отрезаешь себе путь к отступлению? – Юлия еще колебалась.
– Это не имеет значения, ведь по большому счету мы тут все уже приговорены. Давайте!
За моей спиной послышалось шуршание, и на запястьях я почувствовал тепло от пламени. Я догадывался, что в такой тесноте вряд ли удастся обойтись без ожогов и был внутренне готов немного потерпеть, но, когда на мою ладонь упала капля расплавленного пластика, я все же рефлекторно дернулся… и обнаружил, что свободен.
– Отлично! Теперь надо освободить остальных, – я подул на обожженную руку.
– Какой смысл? От них не будет никакого толку, сам посмотри.
Я оглянулся на товарищей по несчастью, сидевших вдоль стен, и не мог не признать, что Юлия права. Я не встретил ни одного ответного взгляда, никто из них ни кивком ни жестом не отреагировал на мой немой вопрос. Происходящее вокруг было им давно и глубоко безразлично. Они уже смирились с любой уготованной им участью и любую попытку ее изменить вполне могли воспринять как покушение и даже начать сопротивляться. Пожалуй, лучше и в самом деле оставить их в покое. А то еще, чего доброго, тревогу поднимут.
