Новым начальником стал Михаил Вайнер, молодой человек моих лет, с которым мы также довольно быстро нашли общий язык. Надо сказать, что с удалением от Москвы к востоку привычный антисемитизм постепенно ослабевал, и на руководящих постах в строительстве – а это тяжелая и ответственная работа – часто оказывались люди с еврейскими фамилиями. Мне говорил один такой начальник крупного подразделения, переехавший в Татарстан из Смоленска, что там он был жид пархатый, а здесь уважаемое лицо, член бюро райкома.
Дом свиданий и министры
Оценив потенциал Заинской площадки с учетом ключевых факторов: удобного расположения, крупной строительной организации, энергетических и человеческих ресурсов, я пришел к мысли о целесообразности увеличения мощности завода. Имело смысл разместить в Заинске производство однородных автомобильных узлов, для выпуска которых, по постановлению правительства, планировалось построить в городе Рославле в Смоленской области новый автоагрегатный завод. Я написал обстоятельную докладную записку нашему министру Тарасову, предложив отказаться от строительства завода в Рославле и сконцентрировать производство в Заинске, что было бы более эффективно. Конечно, такие стратегические решения абсолютно не входили в мою компетенцию, но мне всегда было тесновато в границах служебных обязанностей.
Министр отнесся к моей записке внимательно и вызвал меня. Министерство находилось на углу Кузнецкого Моста и Большой Лубянки в большом сером здании, построенном в начале XX века архитектором Гунстом как доходный дом для страхового общества «Россия». Утверждают, что здание использовалось как дом свиданий. Этому способствовала необычная планировка этажей: можно было войти в первый подъезд на Кузнецком Мосту, а выйти в восьмой на Лубянку, что, конечно, было удобно для людей, избегающих лишнего внимания. Бывая в министерстве, я долго не мог понять, каким образом можно идти длинными коридорами, поворачивая то вправо, то влево, и внезапно очутиться на том же месте, откуда начал свой путь. Оказалось, что здание в плане представляет собой изогнутую восьмерку, между циркульными фрагментами которой в углублении поставлен нелепый памятник Воровскому, одному из первых советских дипломатов. Теперь дом страхового общества «Россия» – это всем известное главное здание КГБ, выходящее фасадом на площадь Дзержинского, а в здании, построенном Гунстом, после революции разместился наркомат иностранных дел, поэтому памятник дипломату, убитому в 1923 году в Лозанне, установили на правильном месте. Здесь на первом этаже жил Чичерин, первый после Троцкого нарком иностранных дел РСФСР, а затем и СССР. После переезда ведомства в новое высотное здание на Смоленской площади в здании поселили Мосгорсовнархоз, а после его кончины два министерства – автомобильной и тракторной промышленности.
Некоторые интерьеры сохранили былую роскошь. Кое-где еще можно было увидеть камины с изящными мраморными порталами, конечно, потухшие навсегда. Не знаю, случайно или подчеркивая особую важность мыслительной деятельности специалистов в управлении экспертизы на каминной доске была установлена крупная статуэтка прекрасного бронзового литья. Скульптура весила, я думаю, не меньше 50 килограммов и представляла собой женскую фигуру в позе глубокой задумчивости; на постаменте была французская надпись La pensée, что означает «Мысль». В конце 1991 года цветной металл повысился в цене, и «Мысль» бесследно исчезла, что было, между прочим, символично и обозначило содержание наступающей эпохи.
Я уже бывал у министра на больших совещаниях, проходивших в зале коллегии, где я не столько говорил, сколько слушал, но на этот раз говорить предстояло мне. Конечно, я волновался. Взглянув на себя в зеркало, висевшее в приемной, я увидел, что щеки мои от волнения порозовели. Усугубляя природную моложавость, румянец превратил меня в мальчишку.
В кабинет, где я никогда раньше не бывал, со мной вошли заместитель министра Потапов и Коровин, главный инженер Автопроекта, то есть управления, которому подчинялся институт. Тарасов сидел за письменным столом, громадным, как Красная площадь; перпендикулярно этому монстру был приставлен, образуя букву «Т», небольшой стол, за которым обычно сидели посетители. Министр встал и протянул мне руку. Он только что пообедал, был в благодушном настроении, глаза у него блестели, поясной ремень ослаблен, и ширинка была расстегнута. Чтобы дотянуться до его руки, мне пришлось торопливо обойти вокруг стола, пока Тарасов стоял с протянутой рукой, как Ленин на броневике. Картина эта меня развеселила и сняла напряжение, так что докладывал я спокойно и уверенно.
Выслушав мой доклад, министр стал расспрашивать меня о Заинском проекте и раскритиковал некоторые решения. Я начал возражать, но в это время зазвонила вертушка, и Тарасов отвлекся. Потапов дернул меня за рукав и прошипел: «Не спорьте».
– Хорошо, Александр Михайлович, – сказал он, когда Тарасов закончил разговор, – мы посмотрим это более внимательно.
Тарасов усмехнулся и стал рассказывать о проектировании и строительстве Минского тракторного завода, где он много лет был директором. Рассказывать он умел и, видимо, любил и делился со мной своим богатейшим опытом часа полтора. Это было интересно. Потапов и Коровин молча слушали.
– А где вы работали до проектного института? – неожиданно спросил он меня на прощанье, с любопытством взглянув на мою мальчишескую фигуру.
– Четыре года на прожекторном заводе, – ответил я правдиво, хотя, вероятно, для придания себе веса следовало приврать и заменить прожекторный завод эталонным ЗИЛом.
– Мы подумаем над вашим предложением, – сказал Тарасов и отпустил всех с миром.
Предложение мое было отвергнуто, несмотря на очевидную эффективность. Я был удивлен, а один из коллег, в отличие от меня трезво смотрящий на нашу действительность и обладающий хорошим аппаратным чутьем, сказал:
– Твоя эффективность никому не нужна. Госплан выделяет деньги на строительство еще одного завода, чего ж от них отказываться? Чем больше заводов в составе отрасли, тем весомее министерство. Решение министра естественно.
Вот на каких принципах строилась экономика в советские времена.
Таков был мой первый опыт непосредственного общения с членом правительства страны.
Когда началось строительство завода, Тарасов посетил Заинск, и по этому поводу руководство города устроило банкет. За столом секретарь местного райкома партии предложил тост за здоровье сидевшего рядом министра.
– А вы мне кажетесь порядочным человеком, – с явным удивлением громким шепотом, наклонившись к нему, сказал Тарасов, успевший уже выпить чуть больше, чем следовало. – Кого только не встретишь среди вашего брата.
Это было характерное мнение хозяйственного руководителя о партийных функционерах, с которыми приходилось считаться даже министрам. Именно партийные деятели высокого ранга считали себя хозяевами страны. Вот как, например, позволял себе разговаривать с Тарасовым заведующий отделом машиностроения ЦК КПСС Фролов, очень большой партийный начальник нескольких министерств. Инспектируя совместно один из строящихся заводов, они решили для обозрения всей стройплощадки подняться на крышу построенного корпуса. Подошли со свитой к довольно крутой металлической лестнице, не рассчитанной на кабинетных людей.
