Она всегда знала, что Антон хорошо разбирается в людях, и догадывалась, что он умеет ставить себе на службу их лучшие качества, подавляя при этом худшие; теперь это подтвердилось. То есть Нэла не знала, конечно, какими отрицательными качествами обладают сотрудники «Дайнхауса» – она намеренно отстранялась от всего, что относилось к области человеческих связей и не относилось непосредственно к делу, – но видела, что если таковые качества и есть, в работе они никак не проявляются. Менее проницательному человеку, да даже ей самой в юности, могло бы показаться, что это получается само собой, но теперешняя Нэла знала, что гармонии в человеческих отношениях по умолчанию не бывает.
Преображенное здание одного из цехов, сверкающее как драгоценность посреди унылой территории давно закрытого завода, было зримым и убедительным выражением этой гармонии. Огромные окна в обрамлении блестящей стали – почти что стеклянные стены – делали его легким несмотря на внушительные размеры. В каждом из окон на каждом из четырех этажей видны были разноцветные автомобили.
– Если б ты знала, чего нам стоило этот заказ получить, – сказал Антон. – Это ж чуть не самый большой в Европе дилерский центр, не кот начхал. А тут мы – в бизнесе без году неделя. Я, после того как конкурс выиграли, еще неделю по утрам просыпался и думал: все мне это приснилось. Его когда-то Форд построил, завод этот, – добавил он, заметив, что Нэла не отводит взгляда от здания. – Вообще, скажу тебе, как вникнешь немного, так и понимаешь, какую лапшу нам на уши вешали с этой советской индустриализацией. Электрификацию еще при царе спланировали, это Форд построил, то Сименс, сё «Дженерал электрик». Наши рабочую силу поставляли в основном, и охранников.
Для Нэлы все это не было открытием, и она оставила слова Антона без внимания.
– Ну что, поехали? – спросил он. – К Кузнецову не опоздать бы.
Встречаться с Кузнецовым, от которого зависел очередной заказ, Нэле совсем не хотелось. Но и отказывать Антону в таком пустяке не было никаких причин.
Пробираясь через вмертвую стоящий в пробках город, они чуть не опоздали. Антон нервничал, повторял, что Кузнецов не тот человек, которого он может заставлять ждать. Нэла, может быть, тоже нервничала бы из-за нарушения делового этикета… Но уже на исходе первого часа, проведенного в машине, в удобном Антоновом «Рендж-ровере», еле ползущем по Волгоградскому проспекту, она чувствовала лишь досаду и раздражение.
– Это же невозможно! – воскликнула она, когда у Третьего кольца движение остановилось совсем.
– Я и говорю, не тот он человек, который меня ждать будет.
В голосе Антона промелькнул подавленный испуг.
– Не в том дело, – поморщилась Нэла.
– Ничего себе не в том!
– Не в том, – повторила она.
– А в чем?
– Мне уже поздно думать, что жизнь у меня бесконечная, вот в чем. Я не могу так тупо ее растрачивать на вот это!
Она сердито кивнула на вереницу неподвижных машин впереди.
– Ну так живи в деревне, – зло бросил Антон.
– И прекрасно жила!
Они замолчали. Бесконечно можно было перебрасываться бессмысленными словами. Нэла почувствовала болезненную злость на ту непонятную силу, которая заставляет их это делать.
Она покосилась на Антона и, встретив его взгляд, поняла, что он чувствует то же самое.
На встречу они успели. Вернее, не они успели, а Кузнецов опоздал на сорок минут, так что у них было время отдышаться после бега по Тверскому бульвару – место для парковки нашлось только в переулке, выходящем на Большую Бронную, – и заказать чай.
Окинув взглядом зал, Нэла поняла, что несмотря на японские интерьеры этот ресторан очень московский, потому что предназначен для ценящих дороговизну, но не бьющую попросту в глаза, а изысканную. В этом смысле он противоречил пластмассовому китчу улиц – злесь было стекло и дерево, свет преломлялся в банках с багровой и оранжевой водой, источали тонкий аромат корзины с лимонами, притягивала взгляд стена, выложенная затейливо свернутыми лоскутками, иронически посверкивала другая, сделанная из хрустальных ваз, димсам, которые принесли к чаю, выглядели как ювелирные украшения на маленьких фарфоровых тарелочках…
Все было удобно и безупречно, и не было никаких причин испытывать ко всему этому неприязнь. Но Нэла не могла от неприязни избавиться, и направлена она была на этот стильный зал и на бессмыслицу улиц совершенно в равной мере. То и другое было частью какого-то единого механизма – эта догадка появилась у нее неожиданно, и неприязнь сменилась необъяснимым страхом.
Правда, страх тут же исчез, потому что для него не было никаких причин и потому что в дверях наконец показался Кузнецов.
Нэла видела этого человека впервые, но сразу догадалась, что ждут они именно его. Сознание собственной значимости окружало Кузнецова, как эфирное облако окружает невзрачный куст в пустыне.
«Неопалимая купина», – подумала Нэла.
Непонятно, с чего вдруг пришло в голову такое сравнение – к сфере вечного этот Кузнецов не имел ни малейшего отношения. Или имел?..
Он поздоровался, сел за стол и, открывая меню, сказал Нэле:
– Приятно познакомиться, Нэла. Много о вас слышал.
Антон при этих словах бросил на нее короткий и несколько смущенный взгляд. Интересно, что он рассказывал о ней этому Кузнецову, и зачем? Впрочем, неинтересно.
– Будем знакомы, – ответила она.
– Уже заказали? – спросил он. – Мисо с черной треской рекомендую. И вот сашими у них новые хороши, говорят. Сам еще не пробовал, закажу.
Заказывал он долго и с удовольствием. Нэла и Антон ожидали, пока он расспрашивал официанта, действительно ли свежи крабы в перечном соусе и скоро ли приготовятся гребешки на гриле.
– Бабушка моя говорила: ешь, пока живот свеж – завянет, ни на что не глянет, – весело сказал он, завершив наконец это действо.
Нэла, может быть, поверила бы в бесхитростное гурманство простого человека, у которого появилась возможность вкусно питаться, но весь облик Кузнецова – виртуозная линия стрижки, очки в тонкой черепаховой оправе, бордовый галстук из матового шелка с едва проступающим глянцевым рисунком – говорил о другом. Он не был штучным товаром, но сделан был по дорогостоящему лекалу, и уже поэтому не приходилось доверять его простоте.
Димсам ему принесли тоже. Запивая их белым французским вином, Кузнецов расспрашивал Нэлу о жизни в Европе.
– Я этого мейнстримного тренда вообще не разделяю, – сообщил он. – Европа нам не нужна, потому что там нажива, а у нас тут душовность, вот это всё. Бардак у нас тут, больше ничего. И Европа нам не то что не нужна, а просто не получается ее тут у нас. И никогда не получится.
При этих его словах Антон посмотрел на Нэлу так выразительно, что она еле сдержала улыбку. Помнит бывший муж, как горячо ввязывалась она в спор, если кто-то, в том числе и он, говорил глупость. И не сознает, как давно это было.
