– Это Лиззи, – представил Кузнецов. – В честь королевы Елизаветы Второй.
Все стали восхищаться Лиззи, и вышло, что общее внимание, почти заискивающее, уделяется именно ей. Хотя неизвестно, привлекла бы такое внимание другая, не кузнецовская собачка, да и пустили бы сюда другую собачку вообще.
– Ну, рассказывайте, что интересного происходит в культурной жизни столицы! – весело предложил Кузнецов.
На этот раз он обратился ко всем одновременно, и одновременно же все включились в разговор, вернее, повторили для него то, о чем только что шла речь: спектакль по голливудскому сценарию, новый фильм Кончаловского, Аллочкин журнал… О пальто из Сохо и о перекладывании плитки, правда, говорить не стали.
Кузнецов заказал облепиховый чай, для Лиззи поставили на пол миску с водой, она выпила немного, потом снова взобралась на стул и завертела головой с таким живым интересом, словно принимала участие в разговоре.
– Умнейшее существо, – видя общее внимание к корги, сказал Кузнецов. – На выставки на историческую родину летает, медали берет.
– Олимпийский резерв! – засмеялся Андрей.
– Для олимпиады по программированию тогда уж, – ответил Кузнецов. – Интеллект соответствует. А если лапу ей краской намазать, картину нарисует не хуже любого концептуалиста. Даже лучше. В Нью-Йорке можно будет продать. Правда, Нэла? – спросил он.
Досада от недавнего глупого спора уже прошла, и Нэла улыбнулась.
– Если куратора ей хорошего найти, то можно попробовать, – ответила она.
Как ни старались все сохранить беспечный тон, с появлением Кузнецова обстановка перестала быть непринужденной. С ним старательно общались, перед ним заискивали, но никто не считал его своим, это чувствовалось. Общий разговор затухал, несколько человек выпивали на посошок, двое уже поднялись, чтобы уйти.
«Мы с ним оба оказались чужими за этим столом, – вдруг поняла Нэла. – Хотя между нами нет ничего общего. Как странно!»
Проститься со всеми сейчас было очень кстати, что она и сделала.
Рождественский бульвар был ярко освещен, лампочки сверкали на деревьях, превращая осенние листья в чистое золото, а туман вокруг каждой такой лампочки – в золотые же шары. От этого казалось, что идет какой-то нескончаемый праздник, и хотелось его во мгле, которая уже накрывала Москву, чтобы длиться всю осень и всю зиму, а может, и всю весну.
Что-то близкое сердцу было и в этой октябрьской мгле, и в детской потребности праздника, что-то, бывшее в душе еще до рождения.
Кузнецов окликнул Нэлу, когда она собиралась переходить дорогу, чтобы идти к метро не по раскуроченному тротуару, а по аллее посередине бульвара.
– Подождите нас! – крикнул он. – Мы с Лиззи не успеваем за вашей легкой походкой.
Пришлось ждать, не убегать же.
– Что это вы так скоро ушли? – спросил, подходя к ней, Кузнецов.
– Совсем не скоро, – ответила она. – Мы довольно долго уже сидели.
– И вам надоела компания?
– Почему вы так решили?
– По вашему лицу. Вы плохо умеете скрывать свои мысли.
– Я и не старалась скрыть свои мысли, – пожала плечами Нэла. – К тому же в этом не было необходимости. Они никого не интересовали.
– А вам и обидно!
– Нисколько. Действительно нисколько, – повторила она. – Это не обидно, но грустно.
– Что именно вам грустно?
Кузнецов смотрел с прищуром, как будто ему в самом деле важно было это знать.
– Не мне грустно, – уточнила Нэла. – Грустно, что люди перестали интересоваться кем-либо кроме себя. Как Ионыч.
– При чем тут Ионыч? – Удивление Кузнецова было непритворным. – Это же из школьной программы что-то?
– Ну да, – кивнула она. – С годами Ионыч деградировал, и это выражалось в том, что он переставал интересоваться другими людьми. Эта компания сегодняшняя, эти люди – лучшие, ну пусть условно лучшие, по образованию своему хотя бы, по положению в жизни. И они – не кто-то из них, а они как целое – перестали интересоваться другими.
– Кем – другими?
– Всеми, кто не они. Это очень плохо.
– Для кого плохо?
– Вообще плохо. Для страны.
– Вы это серьезно сейчас сказали?
– Конечно.
– Потрясающе! – воскликнул Кузнецов.
– Что вас так потрясло?
– Да вам-то какое дело до этой страны? – Он смотрел на Нэлу со все возрастающим интересом. – Вы в ней и не живете даже.
– Это неважно, где я живу.
– Очень даже важно. Ну вы меня удивили! – Он покрутил головой. – Красивая, более того, манкая женщина, только не говорите, что вы этого не знаете – и что при этом в голове? Страна, Ионыч какой-то… Вам что, жить больше нечем? – Он обвел широким приглашающим жестом бульвар. – Осень золотая, красота кругом, мужчины на вас оглядываются – живите своей жизнью!
– Послушайте, – наконец рассердилась Нэла, – зачем вы затеяли этот разговор? Чего вы от меня хотите?
– Если я скажу, чего от вас хочу, вы обидитесь, – весело сказал Кузнецов. – Даже, может, по морде мне двинете. И хорошо еще, что у нас тут не Америка, а то и в суд бы на меня подали. Так что говорить я этого не буду. – Он окинул Нэлу странным взглядом и добавил: – А Саблин меня не зря вами завлекал. Вы на самом деле интересная штучка.
Это прозвучало так неожиданно, что Нэла даже приостановилась. Антон завлекал ею Кузнецова?!
– В каком смысле… завлекал? – проговорила она.
– Не волнуйтесь, в постель мне вас не предлагал, – спокойно ответил тот. – Хотя если бы я поставил такое условие, кто знает… Нет, чего не знаю, того не знаю, предполагать не буду. А что вы родственница Гербольда, потомок, так сказать – это да, показалось мне забавным. Не решающим, конечно, но для затравки. Прадед построил, правнучка перестраивает – согласитесь, в этом что-то есть. Дом конструктивистский на Плющихе, – заметив наконец, что Нэла смотрит на него изумленно, объяснил он. – Его же ваш родственник построил, вы не знаете, что ли?
Господи, дом на Плющихе!.. После того вечера, когда Антон показал ей свой долгожданный заказ, она больше и не интересовалась тем домом. Просто поразительно, насколько не интересовалась – он словно попал в какое-то слепое пятно ее внимания, она даже не удосужилась почитать, что за дом такой, даже в Википедию не заглянула!
Это было так странно, так выпадало из ее обыкновения, что она как вкопаная остановилась посреди бульвара. Лиззи тут же остановилась тоже и уселась на мелкий гравий аллеи, поворачивая туда-сюда умильную мордочку.
– Да что вы в самом деле? – удивленно произнес Кузнецов. – Говорю же, никаких похабных предложений ваш супруг относительно вас не делал. Нашел чисто культурную зацепку: моя жена – правнучка того самого Гербольда. Мне интересно стало, захотелось на вас взглянуть, вы на меня произвели благоприятное впечатление, я подумал: почему нет? Пусть Саблин берет этот заказ. Всегда же так и получается, – поснил он. – Личное общение – важный фактор. Муж ваш это знает.
