– Я хорошо знаю квартал. Он выходит на парк. Увидишь, тебе понравится.
Дорога до дома заняла сорок минут. Все это время Франк объяснял, как ему нравится идея работы за рубежом. Ликующим голосом он описывал преимущества и анализировал неудобства. Сообщил, что специальный человек займется всеми бумагами, порекомендует самого опытного гинеколога и лучшую клинику для…
– …нашего ребенка. Ты очень вовремя забеременела.
Лола вспомнила Москву, облака, заглядывавшие в окно, и закрыла глаза. Ну и хорошо. Хорошо, что я жду ребенка, ведь… Что? Она, как наяву, услышала голос Бертрана: «А ты?» Я не ответила, потому что не могла думать о себе. Бросила бы я Франка, окажись тест отрицательным? В тот момент у меня не было сил задуматься об этом, Бертран.
Франк взял ее за руку, пообещал как можно чаще приезжать в Олерон.
– Будет возможность…
– Какая?
– Я думал, ты заснула.
– Нет. Но очень устала.
– Мы почти приехали.
Она вышла из машины, заметила автомобиль Франка и спросила, как он добирался до Руасси.
– Конечно на такси, дорогая! Денег нам, слава богу, хватает.
Он взял ее на руки и перенес через порог, как новобрачную. Они занимались любовью в гостиной, на диване цвета маренго. Небо прошивали десятки пассажирских самолетов. Куда они летят? Что я за женщина?
– Хочешь, пообедаем в ресторане?
– Вообще-то нет.
– Тогда я сделаю омлет с сыром. Будешь?
– Давай…
Франк поправил подушки и посмотрел Лоле в глаза:
– Спасибо.
4
– Здравствуй, мама.
Жеральдина сразу поняла, что у дочери важные новости.
– Ребенок?
– Да. Я сделала тест. Вчера. В Москве.
– Поздравляю, милая! Я счастлива за вас! – воскликнула мадам Баратье, подумав, заметила ли Лола крошечную заминку после первой фразы. – Почему ты раньше не позвонила? Плохо себя чувствуешь?
– Нет, просто устала, и тошнит от всего.
– Сильно?
– Я…
Лола вздохнула, подошла к стоявшему у окна диванчику, устроилась поудобнее, посмотрела на свежеподстриженную лужайку и начала рассказывать. Жеральдина слушала не перебивая, потом спросила:
– Когда вы переезжаете?
– Очень скоро.
Мадам Баратье пристукнула кулаком по светлому дубовому буфету. Она, конечно, знала о грядущем назначении и связанных с ним последствиях. Мать Лолы искренне надеялась, что немцы окажутся придирчивыми и не сговорятся с зятем. Если старшая дочь поселится во Франкфурте, жизнь изменится. Эльза никогда не ездит ни на автобусе, ни на поезде, в машине может выдержать от силы двадцать километров, а если она перестает узнавать дорогу, отстегивает ремень безопасности и впадает в неконтролируемую панику. Один раз и вовсе убежала, и догнать дочь Жеральдина не смогла. Фобия очень стойкая, тут ничего не поделаешь.
Женщина обводила указательным пальцем с обломанным ногтем жилки на светлом дереве, а Лола объясняла, что контракт на три года с пролонгацией, что на время беременности она бросит летать, тем более что они решили не тянуть со вторым малышом.
– Ну, тогда все и правда удачно, – ровным голосом согласилась Жеральдина.
– Да.
– Ты счастлива? Я хотела сказать: счастлива, что ждешь ребенка?
– Да.
– Видишь, ты зря тревожилась.
Лола промолчала. Мадам Баратье вздохнула, прислонилась спиной к буфету.
– Я рада за вас, но злюсь на Франка за то, что увозит тебя от нас. Я никогда не увижу внука. Или внучку.
– Он утверждает, что теперь я буду проводить с вами больше времени, и так оно и есть.
– Тогда поздравь мужа и горячо его поблагодари – от меня.
– Обязательно, мама.
Жеральдина застыла. Ровный голос Лолы причинил ей боль. Она знала этот тон и хорошо представляла себе ее взгляд. Безучастный и неумолимый.
Она снова провела пальцем по буфету.
– Прости. Просто… новость меня не радует.
– Знаю.
– А ты-то сама рада, что едешь?
Лола закрыла глаза. Квадрат ярко-зеленой лужайки запечатлелся под веками.
– Пока не знаю… – честно ответила она и продолжила, не дав матери перебить себя: – Прости, что не рассказала вчера. Я была… – Остальные слова застряли в горле. Вчера я рассталась с Бертраном и не сказала, что люблю его.
Лола открыла глаза, и зеленый цвет ослепил ее. Палец Жеральдины скользнул вниз.
– Я не обижаюсь и не сержусь, просто огорчаюсь, потому что мы с Эльзой никогда не приедем во Франкфурт. – Голос мадам Баратье звучал печально, но очень нежно. Лола судорожно вздохнула и спросила, где сестра.
– В кондитерской.
– Утром?
– Им срочно понадобились сахарные цветы. Она вернется через час.
– До Франкфурта всего час полета.
– Так договорись с пилотом, чтобы садился у нас в саду.
– Было бы здорово.
– Приедешь к обеду?
– Нет, жду сына соседки, он должен подстричь газон, – соврала Лола.
– Он не учится?
– Нет.
– Парень делает это хорошо или как Эльза? – Жеральдина решила развеселить дочь.
Лола попробовала улыбнуться.
– Он работает добросовестно, потому что я плачу ему конфетами.
– Сколько?
– На миллион евро, мама.
– Отличная идея!
Три минуты спустя мадам Баратье пообещала себе, что позвонит дочери вечером или даже раньше: нужно убедиться, что Лола смогла поесть. Она ковырнула ногтем сучок.
Лола надела пижаму и легла на диван. Перевела взгляд на квадрат бесконечной дали, обрамленный белыми алюминиевыми рейками оконного переплета. Бертран там, а я далеко от него, по другую сторону самоочищающегося стекла. Новая встреча, несколько часов, проведенных с ним в Москве, прикосновение его кожи к моей есть проявление моей любви к Бертрану. Ничто не забылось. Я плачý за последствия. У меня нет ни твоего телефона, ни адреса, но я знаю, что… прожила бы с тобой полтора века, оставаясь настоящей.
У нее закружилась голова. Тело все помнит. Ну почему мозг никогда не принимает разумных решений? Гадкая мыслишка.
Лицо отца, так долго прятавшееся в глубинах памяти, «проявилось» в туманном ореоле. Кому-то захотелось, чтобы Лола унаследовала его цвет глаз. Я плохая дочь, папа, не помню, как звучал твой голос, и никогда о тебе не думаю.
