17
В декабре разница во времени в мире Лолы и в мире Бертрана составляла два часа. Одно солнце – разный наклон оси. Брезентовый тент автомобиля не пропускал свет и тепло, но он думал, что солнце уже встало.
Мысль усилила жажду. Люди, находившиеся рядом, еще не пили – он не слышал сглатывания, караулил звук льющейся воды и не заметил, что они выехали на ровную дорогу. Водитель прибавил скорость, по встречной полосе мчались машины, но Бертран хотел ПИТЬ и не мог думать ни о чем другом. Он сейчас готов был хлебнуть даже прогорклого моторного масла, запах которого пропитал его «капюшон». Рассудок отказывался подчиняться, он издал мучительный хрип, и его «сторожа» издевательски зареготали.
Мольба все-таки возымела действие: минуту спустя Бертран встретился взглядом с молодым африканцем, которого раньше не видел. Бертран прошептал:
– Воды…
Парень чуть откинул брезент, и тишину разорвал громкий гудок клаксона.
Бертран поежился – как же давно он не слышал этого звука! – и в следующую секунду почувствовал горлышко фляги у запекшихся, растрескавшихся губ. Вода полилась по подбородку, стекла по шее на грудь, и у него на глазах выступили слезы. Он пил и бормотал по-английски:
– Еще, прошу вас, еще…
Рождество есть Рождество – в качестве подарка ему достались два лишних глотка вкуснейшей воды. Это было божественно, но стоило двух ударов ногой. Он их получил от второго охранника, сидевшего у левого борта. Пинки отбросили его на металлическую переборку, он инстинктивно скрючился, пряча голову, и вдруг почувствовал, как что-то оцарапало ему руку. Брезент слетел, и Бертран успел заметить, что день в разгаре. Он прислушался.
Я в городе. Я связан. Сколько мне осталось до казни?
Кровь застучала в висках, Бертран почувствовал острую всепоглощающую ненависть. Все, хватит! Он сыт по горло! В голове зазвучал голос Лолы: «Что для тебя важно?» В тот день она была в бледно-розовом топике на тонких бретельках и выглядела очень серьезной. Моя работа, путешествия в незнакомые места. Мгновение.
Бертран сосредоточился на оцарапавшей его стенке. Ручка ли вылетела, винт ли выпал, не имело значения. Он начал медленно и осторожно, миллиметр за миллиметром, перетирать веревку на запястьях об острое место, карауля малейшее движение африканцев. Ты совсем одичал, дурак, они же не могут тебя видеть под всей этой рухлядью! Веревка наконец-то лопнула, Бертран потянулся к лицу, чтобы вытащить ненавистный кляп, но охранники расхохотались, и он замер. Застыл, считая секунды. Где-то рядом залаяла собака. Пес был весел, потому что свободен.
18
Лола устроилась поудобнее, чтобы накормить сына. Мария терпеливо ждала своей очереди. Девочка всегда медленно выплывала из сна. Она посмотрела на мать и потянулась. Белокурые волосы упали на глаза. Скоро придется подстригать тебя, моя радость. На будущий год мои дети станут самостоятельными и наперегонки побегут к елке, чтобы…
Ее снова пробрала неприятная, ставшая привычной дрожь, но она была не в безопасной темноте своей комнаты и не лежала в постели, предаваясь мыслям, а сидела при свете дня с сыном на руках и с дочкой под боком. Вот она, реальность, во всей своей истинности: жизнь, которой она жаждет, означает конец нынешней. Для всех. Ее сын изогнулся, срыгнул и рассмеялся. Мария откликнулась звонким эхом и ухватилась за прутья спинки родительской кровати. Вошедший Франк перехватил дочь, плюхнулся рядом с Лолой и произнес до невозможности серьезным тоном:
– Чую заговор.
Она ошеломленно молчала, муж смотрел на нее, но мыслями был в другом месте. В том мире, где восприятие освещает реальность под иным углом. Франк был гениальным профессионалом, упорным исследователем-интуитивистом. Сегодня все это готово было выплеснуться в личную жизнь. Он поймал взгляд Лолы и подтвердил – очень спокойно и совершенно убежденно:
– Я чувствую, Мегера что-то затевает.
– Попробуй уклониться от контактов, – со вздохом облегчения посоветовала Лола.
– Но как? Мы заперты в одном доме, и нам предстоит провести за столом целый день.
Мария, разделявшая интерес брата к сапфировому сердечку, вывернулась из рук отца и попыталась схватить красивую «игрушку». Вся их семья из четырех человек могла бы уместиться на куда меньшем пространстве, чем дно грузовичка, где в ногах у охранников лежал Бертран.
Франк улыбнулся. Лоле хотелось плакать, но она сдержалась и обняла мужа. Я никогда не любила так Бертрана. И тебя не любила, Франк. Вслух она, конечно же, произнесла не эти – настоящие / правдивые / искренние слова, – а совсем другие, чудовищно жалкие:
– Нужно поменять Ленни памперс.
Мальчик ухватился ладонями за щеки отца.
– Так и знал, что ты готовишь мне этот подарочек. – Франк посмотрел в глаза сыну и сообщил – на полном серьезе: – Как только доработаю мое солнечное покрытие, займусь кое-чем еще.
Ленни залился смехом, и отец поделился с ним замыслом:
– Намажу вот этим твоим… гренки старой… мерррзавки.
Лола сделала страшные глаза, и он спросил – со всей искренностью, на которую был способен:
– А разве она заслуживает лучшего?
Он скоро поймет. Лола не сомневалась, что это вопрос времени. Рано или поздно муж прозреет. Ладони стали влажными, горло перехватил спазм. Франк наклонился, поцеловал ее в шею и прошептал на ухо:
– Не представляешь, как мне хочется собственными руками придушить семейную террористку…
Стены выгибались под напором зимнего ветра, а Лоле казалось, что она вот-вот задохнется в знойном воздухе пустыни, которая взяла в плен Бертрана. Она видела Франка через прутья спинки, чувствовала себя механической балериной под стеклянным колпаком. Немой куклой. Ей было нечем дышать, горло саднило, но стюардесса в ней победила, и она беззаботно улыбнулась.
19
До лица Бертран так и не дотянулся, а вот ноги – с третьей попытки – развязал.
Машина набирала скорость, они явно приближались к населенному пункту. Раздался гудок клаксона. Кричать нельзя.
Он изменил тактику. Закрыл глаза. Прислушался. Слово «сейчас» звенело в голове, как будильник. Какая у них скорость? Вторая машина идет перед ними или сзади? Их четверо, я один. У них оружие. У меня – только… Моя жизнь.
Бертран намотал лямку рюкзака на правую руку, сорвал с головы «капюшон», вскочил, изо всех сил ударил сидевших впереди бандитов и упал на брезент. Раздались крики, грузовик затормозил, взвизгнув шинами, и Бертран выпал на асфальт. Вскочил и бросился бежать по улице, закидывая за спину рюкзак.
Направо. Налево. Прямо. Солнце слепило глаза, вслед ему стреляли. Выше. Рядом. Попали в руку. В плечо. В спину. Бертран бежал, бежал, бежал.
