Ты уже снял это озеро? Помню, ты говорил… Другой лебедь нырнул головой в воду, Лола начала считать секунды, увлеклась, и ее почти напугал зуммер мобильника. Жеральдина написала, что почтальон посетил Нуазьель. Лола поняла, что из Германии не переадресовали ни записки, ни открытки, ни письма. Еще мать сообщила, что дети по очереди произнесли слово «облако». Она как наяву услышала голосок Марии – обляко. Птица ушла под воду всем телом. Молодая женщина быстро набрала текст: «Ты считаешь, что я никогда не буду жить с Б. из-за того, что сделала Франку?» Лебедь вынырнул, не уронив на поверхность ни единой капли, а Жеральдина ответила: «В жизни все происходит иначе». Хотела бы я знать, как именно все происходит, папа.
15
8 июля. Бертран стремительно покинул свое «убежище», выбежал в сад и замер, глядя на то место, где рыдал несколько ночей назад. Он забыл о воскресенье, о позднем часе, зашел на сайт Bayercom и увидел снимок новой лаборатории с остроконечной крышей. О Франке Милане и его возвращении на работу – ни слова. Бертран пришел в ярость и отправил письмо военному врачу, с которым познакомился в Хартуме. Автоматический ответ пришел незамедлительно: врач вышел в отставку, но просьба будет передана и рассмотрена в кратчайшие сроки! Кому передана? Фотограф задыхался. Он сорвал с себя футболку и в сердцах зашвырнул ее в кусты. Она спланировала на «Рено Клио» его матери. Он не сдвинулся с места, не заметил, откуда исходит мягкий свет, образовавший на красном капоте светлое пятно. Сложные идеи обгоняли одна другую, сталкивались, аннигилировали.
Бертран вдруг ужасно побледнел.
Раз они вернулись во Францию, могут быть в Сен-Тибо-де-Винь. Почему он раньше об этом не подумал? А если они уже уехали? У Анны Как-ее-там-не-помню-фамилию был телефон Лолы. Возможно, она знает хоть какие-нибудь новости? Он посмотрел на часы. Слишком поздно. Придется отложить на завтра.
Он сел в «Клио», завел двигатель, проверил уровень бензина, масла и пошел в гараж.
21.55. Голый по пояс Бертран копался под капотом, доливая масло, когда его отец, молодой пенсионер, вернулся с ежедневной велопрогулки. Открыл ворота, спустился по аллее, увидел сына и ужасно огорчился. Его мальчик все еще не набрал килограммов, которых лишился в ужасном мире, где они оба иммеют несчастье жить. Его шатнуло, пришлось опустить ногу на землю. Смерть то и дело ощеривалась из темного угла, никуда не делся и страх за пропавшего сына, которому ты не в силах помочь. В мальчика стреляли, ранили, он вернулся, но… таким изможденным. Бертран обернулся, заметил отца и улыбнулся. Марк бросил велосипед, подбежал и заключил молодого человека – моего сына – в объятия. Отец обнимал сына в Хартуме и позже, но сегодня жест подразумевал большее. Ни одно известное Марку слово не могло поспорить с объятием по силе вложенного в него чувства.
– Масла было маловато… – сдавленным от волнения голосом произнес Бертран.
– Твоя мать ничего не сказала. – Марк помолчал и добавил: – А ведь она говорливей меня.
– Теперь я знаю, в кого пошел, папа.
Они обменялись долгими взглядами. Отец и сын, двое мужчин. Старший – на полголовы выше – отдал бы жизнь за младшего. Он увидел, как отпрянула Смерть, испугался Страх, а его сын с растрепанными волосами снова увидел свет дня. В руке мальчик держит меч. Он непобедим. И НАВЕКИ СВОБОДЕН.
16
9 июля, 09.45. Фотограф припарковался у ворот дома Лолы на аллее де Контраван. Ставни закрыты, на голубом щите надпись «ПРОДАЕТСЯ». В доме соседки, как и в двух других на этой улице, никого нет, потому что в июле нормальные люди уезжают в отпуск! Бертран посмотрел на подросшие березы. В передней части сада было чисто и пусто. Он хотел перелезть через забор, чтобы подойти к двери и постучать, оглянулся и… передумал. Где почтовый ящик? Искомый предмет обнаружился на последнем столбе низкой каменной ограды. Фамилия отсутствовала. Бертран проверил ящик соседей: «Жак и Анна Бакстер. Луи, Макс, Алан». Он улыбнулся первому за много месяцев моменту со знаком «плюс».
Черная рубашка притягивала солнечные лучи, ему стало почти жарко. Он подошел к щиту и набрал номер «Вашего агентства». После первого же звонка ответил женский голос. Фотограф спросил, давно ли дом выставлен на продажу.
– Хотите посмотреть? – Ответный вопрос последовал с секундной задержкой.
– Я бывал в доме, когда им владели мсье и мадам Милан. Они все еще живут в нем?
– Мы не сообщаем фамилий по телефону, но если вы всерьез заинтересовались… – Девушка похвалила себя – ловко вывернулась! – …Я могу назначить встречу на 12-е. Будете первым.
– Согласен.
– В таком случае – 12-го, в четверг, в 11.00.
– Я буду. Спасибо.
Бертран отключился, и тут секретарша спохватилась. Я не спросила его фамилию. Будет мне нахлобучка. Она записала в ежедневнике: Мсье БРТОЖЕЖЖДС, 12 июля, 11.00.
Бертран возвращался домой, повторяя про себя как заклинание: Через три дня. Потом вспомнил – некстати, – что узнал об аварии Франка Милана 12 января. Шесть месяцев… Ксавье это предвидел. Мой брат – чертов прозорливец…
Он не решился зайти дальше. Даже в мыслях.
17
В начале вечера, под небом в лилово-розовую вертикальную полоску, Марк привез Бертрана в Париж, на площадь Оперы. Фотограф широким шагом направился к Галери Лафайетт. Собиралась гроза, но беспечные прохожие словно бы не слышали ее глухого ворчания. Люди стояли на переходе, уткнувшись в девайсы всех мастей, а Бертран любовался молниями, сверкавшими через каждые две секунды. Громадные капли грянули оземь в тот момент, когда зажегся красный свет. Все побежали, Бертрана толкнули, он споткнулся, и какой-то мужчина поддержал его.
– Спасибо!
– Не за что!
Это был Франк Милан – в белой рубашке, с сыном на руках. Он застыл на месте, посреди бульвара Осман, под грозовым ливнем и молниями, среди машин, которые мчались мимо них и гудели все громче.
Бертран проснулся в липком поту и рывком сел на кровати. Открытое окно впустило к нему дождь и кошмары. Занимался новый день. Он вышел из комнаты.
Увидев сына за столом в серой футболке, которую он носил уже четыре дня, Флоранс потрогала его чашку. Холодная. Бертран вздохнул.
– Ну что, вздыхало-мученик, думаешь о ребенке?
– Невинная крошка не сделала ничего плохого, так за что ей достались такие родители?
– Ну, если бы детям предоставляли выбор…
Он почти улыбнулся. Наконец-то… Не уверена, что это была лучшая из его улыбок, подумала Флоранс. Бертран отошел к окну. Гроза утихла, но ливень не прекратился и молотил землю с прежней яростью. Волосы начали отрастать… Слава богу! Бертран низким спокойным голосом описал свою «экспедицию» в Сен-Тибо. Мать подошла к нему.
