Гумбольдт взял прибор и попросил капитана накинуть на шею кожаный ремень, соединенный с ящичком. Затем надел на него наушники и указал на раструб, в который следовало говорить. Фогиацис выглядел озадаченным, но после того, как Никомедес растолковал ему, что аппарат необходим для перевода с греческого, успокоился. Гумбольдт проверил, верно ли расположен прибор и включил его. Раздался негромкий свист. Капитан вздрогнул.
– Не беспокойтесь, – мягко произнес Гумбольдт. – Аппарат нуждается в настройке. Будьте любезны, посчитайте от одного до десяти!
– Эна, дио, триа… – начал отсчитывать по-гречески Фогиацис.
Гумбольдт взглянул на световые индикаторы и удовлетворенно кивнул.
– Прекрасно, – сказал он. – Теперь мы сможем полностью понять друг друга.
Брови капитана взметнулись вверх.
– Это… это просто невероятно, – прозвучал из лингафона голос моряка. – Оказывается, я вас понимаю, а ваш голос звучит так, будто вы находитесь прямо в моей голове. Ставрос, ты тоже должен это услышать!
Он снял наушники и протянул молодому человеку.
У Оскара изумление посетителей вызвало улыбку. Он еще не забыл, как сам впервые столкнулся с лингафоном. Тогда все происходящее показалось ему волшебством.
– Невероятно, – произнес Никомедес, услышав, как в наушниках звучат на немецком слова капитана, говорившего по-гречески. – Это изобретение на десять голов превосходит фонограф прославленного американца Эдисона. Почему бы вам не представить его на Всемирной выставке в Чикаго? Вы, несомненно, получили бы высшую награду.
Гумбольдт отмахнулся:
– Награды меня интересуют меньше всего. Довольно и того, что прибор вполне справляется со своей задачей. Но теперь пора вернуться к вашей истории. Почтенный капитан, поведайте нам во всех подробностях – что случилось с вами в ночь кораблекрушения?
5
В это же время в Афинах
Дом располагался на холме, высоко над кварталами древнего города. Великолепный, как дворец, он был окружен роскошным садом цветущих апельсиновых деревьев и полон благоухания кипарисов. Прямо напротив фасада особняка, в каких-то двух километрах, в безоблачное небо устремлялись мраморные колонны Афинского акрополя. Ласточки и стрижи кружили вокруг храма Афины Паллады – Парфенона, наполняя воздух резкими криками. В открытые окна проникал густой аромат роз, вдали слышался перезвон церковных колоколов, зовущих прихожан к службе.
Пожилой господин задернул шторы и заковылял обратно к письменному столу. Его голова, сидящая на тонкой, морщинистой, как у черепахи, шее, казалось, весит пару центнеров. Жидкие волосы, обрамляющие внушительную плешь, походили на лавровый венец. Кряхтя, он опустился на стул, извлек из кармана ключ и отпер верхний ящик стола. Внутри не было ничего, кроме старого, измятого и грязного письма. Бумага его была изъедена временем, сыростью и морской солью, почерк писавшего дрожал, чернила расплывались. Господин пробежал взглядом несколько строк и прикрыл веки.
Спустя время он открыл глаза и запер ящик.
– Зови его! – хрипло произнес он.
Слуга поклонился, затем открыл дверь и сказал человеку, находившемуся в приемной:
– Ваше превосходительство вас ожидает.
В затемненную комнату вошел человек странного вида. На нем была широкополая шляпа, глубоко надвинутая на лоб и затенявшая глаза. На узком сухом лице резко выделялся крючковатый нос, похожий на ястребиный клюв. Он был высок, строен и передвигался с гибкой грацией хищного животного.
Сделав несколько шагов, мужчина остановился. Пожилой господин некоторое время внимательно изучал его. Человек этот явно был чужаком в Афинах, но никто не мог бы сказать, из какой страны он прибыл и к какой национальности принадлежит. Кое-кто считал его норвежцем, но был ли он действительно родом из Норвегии, оставалось тайной. Пожилой господин жестом велел слуге удалиться. Посетитель дождался, пока дверь плотно закроется, и осведомился:
– Значит, это вы вызвали меня?
Его голос звучал, как шелест осенней листвы.
Пожилой мужчина вскинул острый подбородок.
– Мне рекомендовали вас как одного из самых опытных и надежных специалистов в вашем ремесле. Как человека, который выполняет порученные ему дела с предельной точностью.
– Возможно, так оно и есть.
– Очень хорошо. Именно это мне и требуется: максимальная конфиденциальность и деликатность.
– Что вы намерены поручить мне?
– Необходимо кое-кого убрать с моего пути.
– О ком именно идет речь?
Пожилой господин бросил на стол номер газеты, развернутой на третьей полосе, и указал на иллюстрацию рядом с пространной статьей.
– Видите этого человека? У меня есть все основания думать, что он способен доставить мне большие неприятности.
Норвежец шагнул к столу и пристально вгляделся в газетное фото.
– Ученый?
Пожилой господин закашлялся, отпил глоток воды и тщательно промокнул губы салфеткой.
– Он не просто кабинетный ученый, а исследователь, изобретатель и путешественник, объездивший весь мир. С недавних пор он стал предлагать различным фирмам свои услуги в разрешении… э-э… ну, скажем, необычных проблем. Таких, с какими ни один другой специалист не в состоянии справиться. Только что этот человек получил заказ расследовать одно дело. И если он добьется успеха, это поставит в крайне затруднительное положение меня и моих компаньонов. Поэтому он должен исчезнуть, и как можно быстрее.
Норвежец склонился над газетой, достал мощную лупу и тщательно изучил изображение.
– Карл Фридрих фон Гумбольдт… – задумчиво проговорил он, и тут же добавил: – Я полагаю, он не из тех людей, которых легко лишить жизни.
– Именно поэтому я и обратился к вам, – перебил пожилой господин. – Я навел справки об этом Гумбольдте. О нем ходят настоящие легенды. Он мастер боевых искусств и любитель приключений. Он постоянно держит при себе целый арсенал обычного и необычного оружия. Болтают, что у него есть даже летательный аппарат.
– Любопытно, ничего не скажешь, – заметил чужеземец. – Значит, вы хотите, чтобы я отправился в Германию?
– Нет. – Пожилой господин снова закашлялся, и на этот раз приступ кашля оказался более продолжительным. – У нас есть основания предполагать, что в самом скором времени он прибудет в Афины. Вероятно, в ближайшие дни. Все, что от вас требуется – быть начеку и по прибытии немедленно уничтожить ученого. Крайне важно, чтобы все произошло без свидетелей и шумихи в прессе. Лучше всего, если смерть Гумбольдта будет выглядеть как банальный несчастный случай.
– Разумеется. Несчастные случаи – наша специализация. – Норвежец выпрямился. – Но есть еще одно обстоятельство, о котором вы должны знать.
