– Ты здесь – вот и отлично! – Гумбольдт ободряюще улыбнулся. – Как поживает твоя морская болезнь?
– Не сказать, чтобы хорошо.
– Ну, унывать не стоит. Скоро мы снова окажемся в спокойных водах. Я решил, что тебе, должно быть, будет интересно узнать, что мы с мсье Ипполитом намерены завтра совершить первое погружение на «Наутилусе».
– Завтра? Это просто здорово!
Гумбольдт кивнул.
– Хотя батисфера уже прошла ряд испытаний, но лишь в прибрежных водах. Это так сказать, ее первое серьезное погружение в открытом море.
– Значит, мы уже у цели?
– Почти. Иди-ка сюда, я покажу тебе наше место на карте.
На длинном столе в центре рубки была расстелена большая навигационная карта, закрепленная с краев особыми зажимами. Гумбольдт постучал пальцем по одному из ее участков.
– Как тебе известно, мы уже оставили позади Мальту и пересекли Ионическое море. – Он провел пальцем прямую линию, как бы заново прокладывая курс «Калипсо». – Из-за шторма мы продвигаемся не так быстро, как планировали, но это несущественно. Завтра в это же время мы покинем Ионическое море и пройдем через пролив Китира. Капитан утверждает, что когда мы минуем пролив, море станет спокойнее. Затем мы совершим первое погружение – вот здесь.
Ученый указал на небольшой остров западнее выхода из пролива.
– Антикитира, – прочитал его название Оскар.
– Именно, – подтвердил Гумбольдт. – Остров расположен в интересующей нас области, но все еще довольно далеко от места последнего крупного кораблекрушения. Ты не хотел бы заняться документированием хода погружения?
– Почему бы и нет. Я рад любому делу, если оно отвлечет меня от чертовой морской болезни. Что именно придется делать?
– Довольно и того, что ты точно зафиксируешь все этапы, включая точное время, и набросаешь парочку эскизов. Если хочешь, можешь даже…
Прежде чем ученый успел закончить фразу, дверь в рубку с шумом распахнулась. На пороге стояла Шарлотта. Ее щеки пылали румянцем, а глаза сверкали от возбуждения.
– Оскар, – воскликнула он, переводя дух. – Кажется, у нас получилось!
– Что получилось?
– Вилма… Она… Она говорит!
– Ты это серьезно?
Девушка глубоко вздохнула.
– Вы сами должны это увидеть. И услышать!
Оскар и Гумбольдт переглянулись. Затем ученый пожал плечами.
– Идем. Думаю, мы сможем продолжить наш разговор чуть позже.
Покинув рубку, все трое спустились по трапу в подпалубное помещение и направились в сторону кают, предназначавшихся для женщин.
Гул судовых машин приглушенно доносился даже сюда. «Калипсо» была одним из самых современных кораблей, бороздивших Мировой океан. Он был оснащен акустической системой дальнего обнаружения других судов, новейшей паровой турбиной и современными электрическими системами управления. Но в том, что касалось комфорта, он мало отличался от других судов такого класса. Каюты были тесными и не слишком удобными, с умывальником и душевой кабиной, расположенной прямо в каюте. Оскар ненавидел тесноту, несмотря на то, что большую часть жизни провел в тесных каморках и лачугах, и вдобавок тосковал по твердой почве под ногами. А здесь, в узких коридорчиках и переходах, только рифленые стальные листы пола пружинили под ногами, и эхом отдавался каждый шаг.
Через несколько минут они были на месте. Гумбольдт остановился перед дверью каюты и постучал.
– Войдите! – донеслось изнутри.
Океания и Элиза встретили их широкими улыбками. Вилма стояла на столе, заваленном инструментами, проводами, измерительными приборами и прочими техническими приспособлениями. На спине птицы было закреплено нечто, напоминающее с виду ранец с торчащим из него коротким стержнем. Ранец крепился на крыльях парой кожаных ремешков и эластичными резиновыми ленточками.
– Проходите и поплотнее закройте дверь! – крикнула Шарлотта. – Вилма слегка нервничает. Не дай бог, спрыгнет со стола и скроется в недрах корабля. Вы же знаете, как она умеет бегать!
Оскар прикрыл дверь и уставился на странную конструкцию на спине птицы. Гумбольдт подошел поближе, наклонился и принялся разглядывать Вилму, время от времени бросая недоверчивые взгляды на детали, громоздившиеся на всем свободном пространстве стола.
– Вы, случайно, не мой лингафон использовали, предварительно разобрав его до основания?
– Всего лишь тот прибор, что мы возили с собой в Перу. Но ты, дядя, и сам говорил, что он безнадежно устарел. Мы немного изменили конструкцию – так, чтобы она соответствовала размерам и весу птицы. Другой прибор, новый, благополучно пребывает в рабочем состоянии.
Девушка указала на кожаный кофр, покоившийся на полке.
– Ну что ж, тогда это меняет дело, – со вздохом облегчения заметил ученый.
– Поскольку Вилма располагает не слишком обширным словарным запасом, нам понадобились лишь несколько блоков, – продолжила Шарлотта. – Правда, высоковольтная катушка все-таки оказалась чуть-чуть великовата, но как знать, может, наша киви со временем еще расширит свой словарь.
Девушка поднесла птице немного корма на ладони. Та мигом все склевала.
Оскар с отвращением взглянул на неопределенного цвета гранулы в жестяной банке.
– Я все никак не спрошу: чем это вы все время пичкаете Вилму? Выглядит просто отвратительно.
– Специальный корм. – Шарлотта дала птице еще одну гранулу. – Смесь из сушеной моркови, овсяных хлопьев и пчелиного маточного молочка.
– Пчелиное молочко? Это еще что за зелье?
– Вещество, которым медоносные пчелы вскармливают свою матку, – пояснил Гумбольдт. – Высококонцентрированная смесь жиров, белков, минералов и микроэлементов.
– И что за польза от такого корма?
– Он способствует развитию интеллекта. Мы убедились, что такое питание оказывает стимулирующее воздействие на те участки мозга, которые ответственны за речь. Не желаешь попробовать?
– Нет уж, спасибо.
Обе девушки засмеялись.
Ученый установил стул посреди каюты.
– Ну что ж, давайте попробуем.
Шарлотта проверила, хорошо ли закреплен прибор, а затем включила его. Раздался короткий звуковой сигнал, вспыхнула зеленая лампочка.
– Порядок, – сказала Шарлотта. – Теперь можете поговорить с Вилмой.
Ученый значительно откашлялся.
– Вилма? Ты меня понимаешь? Я – Гумбольдт.
Птица внезапно прекратила клевать корм и уставилась прямо в глаза ученого. В свете лампы ее глазки-пуговки красновато светились.
– Да, – прозвучал из прибора металлический голос. – Большая черная птица… Я хорошо понимать.
