Прошло три дня. Все это время узники ели, спали, беседовали и предавались мучительному ожиданию. Здесь, на глубине, не было ни утра, ни вечера, ни полудня, ни полуночи. Время текло монотонно, часы мерно отсчитывали секунды, за иллюминаторами царил вечный полумрак, а тихая музыка, лившаяся из отдушины, обволакивала душу, как дурман.
Ощущения Элизы только подлили масла в огонь. Если это было правдой, то все они находились в серьезной опасности. Подозрительность и ожидание беды перемежались негодованием по поводу того, что обещанная аудиенция так и не была до сих пор предоставлена. Три дня они провели в полной изоляции, не зная, чего от них потребуют, по какой причине их держат под арестом и что их ждет в дальнейшем. Все разговоры были посвящены только этому.
Кто такой Искандер? Откуда он родом? Какие у него цели?
Но все эти вопросы пока не имели ответов.
Только Оскар уклонялся от изнурительных и бесплодных споров – вместо этого он пытался вычислить злоумышленника. Поскольку французские матросы относились к нему благосклонно как к приятелю Клемана, у него имелись известные преимущества, да и негодяя он видел еще в Париже почти вплотную, чуть ли не нос к носу.
Но все складывалось довольно странно. Выделив из общего числа матросов четверых подозреваемых, юноша оказался не в состоянии сузить этот круг. Все четверо были рослыми, крепкого телосложения, в возрасте между тридцатью и сорока. С помощью грима любого из них можно было легко превратить в того, с кем он столкнулся в парижском отеле. Даже его приятель Клеман не был исключением: если нахлобучить на него ковбойскую шляпу, слегка изменить форму лица и приклеить бороду и бакенбарды, механик вполне мог сойти за преследователя, который покушался на жизнь Гумбольдта и его спутников.
Но это выглядело уже совсем смехотворно – кому-кому, а Клеману Оскар доверял на все сто.
Два дня подряд он присматривался и сопоставлял мельчайшие факты, но не пришел ни к какому выводу, а только окончательно запутался. Либо этот тип был умнее их всех вместе взятых, либо Элиза ошиблась.
Вдобавок, его расследованию сильно мешало то, что среди французских моряков постепенно нарастали ненависть и гнев, направленные вовсе не на того, кто захватил их и держал взаперти, а на Гумбольдта и его спутников. Эти люди сочли его ответственным за все, что случилось с ними, к тому же, он был еще и немцем. Странно выглядящий, молчаливый и не слишком общительный, ученый оказался идеальным кандидатом в «козлы отпущения». Поэтому, после короткой, но жестокой ссоры с одним из моряков, Оскар решил держаться от них подальше.
Он как раз направлялся к книжной полке, чтобы взять том «Моби Дика» и устроиться с ним поудобнее в уголке, когда внезапно открылась тяжелая дверь, и появился Калиостро.
Мажордома сопровождали несколько сторожевых дронов – весьма внушительных с виду. Все они были ростом около трех метров и едва проходили в дверной проем. Их панцири были покрыты ржавчиной, а металлические физиономии выражали такую свирепость, словно они по первому слову своего начальника готовы растерзать кого угодно.
– Его величество Искандер Первый благоволит вас принять, – проскрежетал Калиостро голосом, звучавшим, словно из жестяного ведра, и поочередно указал пальцем на Гумбольдта и его спутников, а затем на обоих Рембо – отца и дочь. – Мне поручено доставить вас к нему. В цепях или без них – зависит от вас. При малейшей попытке неповиновения, мои дроны вами займутся. Как вам такая перспектива?
– Мы не намерены сопротивляться, – заверил Гумбольдт.
– Отлично. Ступайте вперед. Я тем временем запру дверь.
– Чертов лысый индюк! – прошипел Рембо, едва переступив порог. – Да как он смеет разговаривать с нами таким тоном? Я бы с огромным удовольствием…
– Возьми себя в руки, папа! – Океания тронула плечо инженера. – Это бессмысленно. Мы полностью в его власти. Лучше подчиниться и делать то, что он требует.
– Ваша дочь права, – поддержал Гумбольдт. – Так или иначе, но нам наконец-то предоставили аудиенцию. Хоть какой-то прогресс. Давайте не упустим этот шанс, и не будем вести себя, как обиженные дети.
– Прошу тебя, папа!
– Хорошо, я уступлю. Но только на время. Того, что он сделал с моей «Калипсо», я ему ни за что не прощу!..
Едва эти шестеро скрылись за дверным проемом, как пробил час Норвежца. Он упруго вскочил и оказался рядом с Калиостро, когда тот уже готовился захлопнуть створку.
– Стойте на месте. Не двигайтесь. Что вам нужно?
– Мне необходимо с вами поговорить!
Калиостро испытующе уставился на мужчину.
– О чем мне с вами говорить? Вы всего лишь простой матрос.
– Вы заблуждаетесь. – Норвежец быстро оглянулся. Все прочие моряки уже вернулись в свою комнату и не обращали на него внимания. Хорошо бы, чтобы так оно и было. – Я располагаю сведениями, которые будут в высшей степени интересны вашему господину.
– Это просто смехотворно. Что за сведения?
Норвежец кивнул в сторону моряков, гомонивших в соседней комнате.
– Если позволите, я хотел бы побеседовать с вами наедине. Это очень важно, поверьте мне.
Мажордом задумался, а затем произнес:
– Я полагаю, вы лжете. У вас не может быть ничего такого, что могло бы нас заинтересовать.
– Вы даже не хотите узнать, о чем идет речь? – Норвежец холодно улыбнулся. – Всего две-три минуты, причем вам это ничего не будет стоить.
– И вы, само собой, делаете это бескорыстно. – Ироничная усмешка искривила губы Калиостро.
– Разве я похож на доброго самаритянина?
– Нет, разумеется. Итак, чего же вы хотите?
– Я сообщу позже. Если мои сведения окажутся полезными, обсудим и вознаграждение.
Калиостро внимательно осмотрел Норвежца с ног до головы.
– Вы говорите не как матрос.
– Потому что я им и не являюсь. Итак, ваше решение?
– Хотел бы я знать, что за игру вы затеяли. Ну, что ж. Сегодня около часу ночи. Я трижды постучу и открою снаружи замок. Но бойтесь меня разочаровать. Если я решу, что вы впустую тратите мое время, вам придется об этом пожалеть.
Норвежец коротко поклонился.
– Можете не сомневаться.
41
Гумбольдт и его спутники миновали переход и еще несколько помещений, когда их нагнал Калиостро.
Никому и в голову не пришло задуматься, что именно могло задержать их провожатого, так как следующее помещение оказалось цехом, в котором изготавливали узлы и детали для новых роботов. Все здесь было затянуто едким дымом, грохот стоял оглушительный. Оскару даже пришлось прикрыть нос рукавом – настолько плотным был смрад горелого железа, резины и угля. Вокруг двигались конвейеры, громыхали паровые молоты и прокатные станы, визжали токарные, сверлильные и фрезерные станки. Бруски стали расплавляли в печах и заливали в формы. Возможно, это были будущие плечевые сочленения, конечности или грудные панцири роботов. Все они имели округлую, обтекаемую форму и нисколько не походили на изделия машиностроения, которые юноше доводилось видеть в Германии и Франции.
