А, подумал Маркел, значит, ты пока ещё не знаешь, чья возьмёт, и это славно. И заговорил конечно же издалека:
– Я из Разбойного приказа. С розыском про воровство. Ну, или небрежение по службе.
– Какое ещё небрежение?! – сердито удивился Мещеряк. – Ты мне только про крадёж сказывал!
– Дойдём ещё и до крадежа, – сказал Маркел. – Всё по порядку. Так вот. Когда у вас там всё в Сибири сладилось и вы Сибирь покорили, послали вы к царю посольство. Атаман Ермак послал! И ты, Черкас, в том посольстве был за писаря.
Черкас и Мещеряк переглянулись. Маркел с улыбкой продолжил:
– Государю всё известно. А нам уже от государя. Ну да ладно. Так вот, вы прибыли в Москву. И поднесли ясак. Куда вы его подносили?
– В Казённый приказ, – ответил Черкас Александров.
– Сколько было того ясаку?
– Шестьдесят сороков соболей, двадцать черно-бурых лисиц и пятьдесят бобров.
– Расписку вам дали?
Черкас почернел от злости и признался:
– Не давали нам расписки никакой! Мы разве знали? Мы…
– Ладно, – махнул рукой Маркел. – Кому сдавали, помнишь? Окольничему Головину? Или дьяку Емельянову, Семейке?
– Наверное, дьяку, – ответил Черкас. – Мелкий был такой, вертлявый.
– Вот! – кивнул Маркел. – И что дальше? Сдали и поехали обратно?
– Нет, нам велели ждать. Ждали на подворье Чудова монастыря, шесть дней.
– А потом?
– Потом, говорят, одевайтесь во всё лучшее, вас сейчас примут. Мы подумали, что примет царь. Привели нас во дворец, но как-то сбоку. И там в богатой палате нас принял мы сперва не знали кто, ибо он себя не называл, но сидел на очень богатом седалище. И он вот так сидел, а я достал атаманскую грамоту и стал читать: «Царь и великий государь Иван Васильевич…» Но тут этот важный рукой замахал, это место, сказал, пропускай, я же не царь, а только царёв оружничий боярин Бельский всесильный.
– Так и сказал «всесильный»?
– Да, так и сказал. И я, царский титул пропустив, начал читать дальше, что кланяемся мы, всем войском, Сибирским царством, и к государевым стопам его слагаем, а взамен просим пуль, пороха, пищалей, пушек и другого воинского снаряжения сколь доступно много. Бельский на это нахмурился и ответил, что грамота составлена неверно, ибо мы не на торгу, где вот это-де тебе, а ты дай мне взамен того-то. Надо, сказал, было просто поклониться. Надо грамоту переписать! Мы перепугались и ему на это отвечаем: и как нам теперь быть, обратно, что ли, ехать, подписи ставить? Бельский говорит: не надо. Я, он сказал, когда буду читать государю, это место пропущу, согласны вы на это, казаки? Мы сказали, что согласны. Он ответил: тогда ждите. Мы ушли. Ещё десять дней прождали, монахи на нас уже коситься начали, что объедаем их… И тут зовут нас в архиерейскую келью. Приходим, а там Бельский с архиереем. Бельский сразу: радуйтесь, казаки, государь вашу грамоту выслушал и велел вас всех отблагодарить за службу. И вот от него дары. И тут вносят сундук. Это, Бельский говорит, от государя вашему атаману. Открываем сундук, видим: там сабля и пансырь.
Маркел не удержался и спросил:
– А шуба?
– Про шубу погоди! – ответил Мещеряк. – Будет тебе ещё про шубу! Продолжай!
Черкас продолжил:
– Мы на саблю и на пансырь поглядели, говорим: а где порох, где свинец, где пушка? Бельский: это также не забыто. Государь посылает вам на подмогу войско воеводы Болховского, там будут и пушки, и порох, и всё остальное. Езжайте в Сибирь и порадуйте своего атамана, что скоро ему будет облегчение. И мы что? С кем спорить? Забрали саблю да пансырь и уехали.
– А шуба где? – опять спросил Маркел.
– Не было там никакой шубы! – со злостью ответил Черкас. – Такой, как ты сказал, с черевьями песцовыми, крытой, у Ермака отродясь не было! – и даже перекрестился, чтобы было больше крепости в его словах.
Маркел глянул на Мещеряка. Тот положил руку на черен сабли. Маркел опять повернулся к Черкасу и продолжил:
– Но как так! Я сам в книге читал: шуба камка черевчатая, кармазин, чешуйчатая, кружево и петли немецкое золото, четыре пуговицы дорожёные…
– Нет! – громко сказал Черкас и даже ударил кулаком об стол. – Не было у Ермака такой бесовской шубы! Он, что ли, девка продажная, чтобы так рядиться?! У него одна шуба была, медвежья, широченная! Нагольная! Надёжная! Не веришь, покажу!
– Как «покажу»?
– А так! Айда прямо сейчас ко мне, в Пёсью слободу, я сейчас там стою, у купца Лёпёхина угол снимаю, и там всё ермаковское добро лежит, и шуба там, медвежья! А этого баловства, на песцовых черевах, нет и не было! Хоть всё наше войско опроси. Нет такой шубы кармазиновой!
Маркел смотрел на Черкаса и обескураженно молчал. Мещеряк, усмехаясь, сказал:
– Вот где надо воровство искать – в Казённом приказе, в Москве. Зажилили шубу, скоты! А ты, дурень, попёрся в Устюг, к честным казакам.
Маркел сглотнул слюну и ответил:
– Но ведь есть ещё и сабля, и пансырь. Они где?
Черкас от спеси аж зарделся и спросил:
– Какая сабля? Какой пансырь?!
Маркел, облизнув губы, начал называть:
– Сабля турская, булатная, по обе стороны от черена до елмана золотом наведена, а в навод слова татарские и травы золотом. Ножны и черен хоз..
И дальше, дальше продолжал. Черкас молчал. Маркел, досказав про саблю, начал говорить про пансырь:
– Пансырь немецкий, сбитый в пять колец… – И дальше.
Когда закончил, глянул на Черкаса. Черкас нехотя признал:
– Были у него такие, да.
– А где они сейчас? – спросил Маркел.
Черкас посмотрел на Мещеряка. Но Мещеряк тоже молчал. Тогда Маркел во весь голос спросил:
– Так где они? Кто их украл?
Черкас вздохнул и нехотя ответил:
– Может, их и не украл никто.
А Мещеряк прибавил:
– Может, их с него, как добычу, уже с убитого сняли.
– Кто снял?
– Мы не знаем, – ответил Черкас. – Нас с ним тогда рядом не было.
– А где вы были?
Мещеряк утёрся и сказал:
– Когда Ермак в тот поход уходил, он на меня Кашлык оставил. И всё войсковое хозяйство. Уходил, на нём был этот пансырь, и с ним эта сабля. А что дальше было с ними, мы не видели.
– А кто видел?
– Василий Шуянин, второй наш есаул. Он с Ермаком тогда пошёл, в тот поход, за ясаком.
– А где тот Василий Шуянин сейчас?
– В Сибири, где ещё. И с ним сорок наших казаков. Они ещё зимой туда от нас поворотили. И вот у них надо спрашивать. Пойдёшь к ним в Сибирь?
