И они пошли дальше. Пока шли до леса, совсем рассвело и показалось солнце. Вошли в лес, напились из криницы, дальше ещё прошли, и там Яков показал землянку, в которой он зимой, бывало, останавливался. А теперь он только залез туда, достал горшок крупы, они её сырьём поели, запили водой. После Яков вытащил кусок рогожи, Маркел увернул в неё саблю, чтобы было неприметно. А так на всякий случай у него был нож, который ещё на первом кладбище дал ему Яков. А теперь Яков взял себе второй из тайника под лежанкой.
– Хороший нож, – сказал он про него. – Ещё со службы, из дома. И это всё, что у меня от Можайска осталось.
– А остальное где? – спросил Маркел.
– Где-где! – передразнил его Яков. – У Ермака спроси!
– А что Ермак?
– А то! Когда мой брат Максим умер…
Тут Яков сбился, поморщился, немного помолчал и начал снова:
– Ну, это когда Ермак ушёл на Карачин-остров со всеми харчами, а нас оставил в Кашлыке, и мы там за зиму почти что все от голода померли… И вот весна пришла, а подмоги из Москвы нам нет! Что делать? Два десятка нас всего осталось, чуть живых. И мы позвали Ермака к себе. И он пришёл. Мы открыли ворота, вышли, вытащили весь наш огненный запас, а это семь пудов пороху и три мешка пуль, и вот стоим, ждём. И нас на ветру качает! А он крепкий такой, кряжистый, вышел вперед всех своих, на нас хитро поглядывает, спрашивает: «Вы кто такие?» Но мы уже учёные и отвечаем: «Мы твои братья-товариство, здоров будь, атаман хороший!» А он опять усмехается и говорит: «Какие же вы братья и какие вы товариство, когда вы в царских шапках и в царских кафтанах?!» «Так, – говорим, – а в чём нам ещё быть, когда нас так одели?!» «А мы вас переоденем! – говорит Ермак. – А ну снимайте это всё!». А своим командует: «А вы несите!» Ну и что? Сняли мы своё стрелецкое, подбежали ермаковы люди и подожгли его. А нам раздали другое – поношенное, конечно, старое, татарское, только одно название что казачье. Вот так от всего нашего стрелецкого вида только одни бердыши и остались. И так мы и проходили с бердышами всё то лето, и в тот поход на Атбаш мы пошли с бердышами, и в ту последнюю ночь я тоже с бердышом стоял. Пищаль и бердыш, как положено. Нас казаки так и дразнили: бердыши. А мы не обижались. Разве что… Ну да и ладно! Не до этого всего сейчас. Вставай!
Маркел встал, и они пошли дальше.
ГЛАВА 50
Вначале они шли по лесу, потом опять по болоту, перешли в другой лес и там пошли по бурелому, по чащобе. Идти было очень неудобно. Маркел сперва терпел, а после не выдержал и спросил, что неужели здесь нет никакой другой дороги. Есть, конечно, сказал Яков, но мало ли кого можно на ней встретить. Маркел подумал и спорить не стал. Так они прошли ещё немного, солнце взошло высоко и стало припекать даже в лесу. Маркел снял шапку, утёрся…
И вдруг раздался конский топот. Кони, было слышно, не подкованы.
– Это на дороге, – сказал Яков. – Саженей сотня до неё.
Топот приблизился, потом начал стихать.
– Проскакали от нас на Кашлык, – сказал Яков. – Может, и по наши головы. А кони не наши. У Бикеша дурные кони, а эти правильно объезженные.
И они пошли дальше. Теперь Яков начал забирать к дороге. Вскоре они вышли на неё. Дорога, по тамошним меркам, была очень широкая – двум подводам запросто разъехаться. На дороге были видны свежие следы. Кони и вправду были не подкованы. И их было с полдесятка.
– Чёрт их знает, где они их взяли! – сказал Яков. – И кто они сами такие, тоже чёрт их знает.
Яков и Маркел сошли с дороги, отошли шагов на двадцать в сторону и так, рядом с дорогой, пошли дальше. Шли они не очень долго. Но когда дошли, сразу из леса выходить не стали, а вначале подкрались к опушке и посмотрели оттуда. Впереди, возле реки, стояло около двух десятков полуземлянок, а дальше, на самом берегу, виднелась пристань с лодками.
– Это Вагай-аул, – сказал Яков, – и здесь никого сейчас не будет, потому что это зимнее жильё. Они здесь все так живут, на два жилья: одно летнее для летних работ, и второе зимнее, для зимних. Летнее у них вон там, – и показал вперёд, где, на другом берегу Иртыша, виднелись какие-то странные домики.
– Это юрты, – сказал Яков. – Весной ставятся, осенью снимаются…
И замолчал, потому что увидел, как из-за ближайшей к ним полуземлянки выходит татарин при сабле, в наборной кольчуге и в шлеме. Татарин вёл коня, конь был очень хорош, а по другую сторону коня шёл старик, одетый по-простому. Старик что-то говорил, татарин согласно кивал. Потом старик остановился, татарин вскочил в седло, огрел коня камчой, поскакал по дороге и скрылся в лесу.
– На Кашлык поехал, – сказал Яков. – Это из тех, кого мы в лесу слышали. Не наши это удальцы! Что-то у татар случилось очень важное.
И он опять стал смотреть на аул. Старик постоял, посмотрел на дорогу, а после развернулся и ушёл к себе. Маркел и Яков, ещё немного подождав, вышли из леса и пошли к стариковской полуземлянке.
Когда они подошли туда, то увидели, что старик сидит на завалинке и с интересом смотрит на них. Яков поприветствовал старика и спросил, что это за человек сюда только что приезжал. Старик усмехнулся и ответил:
– Я не помню. Совсем старый стал.
– Нам очень надо, – сказал Яков.
– А вы кто такие? – спросил старик.
– Зачем это тебе? – ответил, усмехаясь, Яков. – Всё равно опять сразу забудешь.
– Э! – сказал старик. – Бывают такие дела, которые никто забыть не может. Вот как уже сколько лет прошло, а я как сейчас вижу, как грязный пёс Кучум отрубает голову отважному и великодушному Едигер-хану.
– Но разве Кучум сам рубил? – спросил Яков.
– Нет конечно, – ответил старик. – Но пальцами он щёлкал. Повернулся к палачу и щёлкнул! И покатилась голова! Не стало больше Едигера рода Тайбугинова, пришёл к нам лживый пёс Кучум, стал нас силой загонять в свою обманную веру! Но всякое злое дело рано или поздно наказывается. Так теперь случилось и у нас: идёт из Мугольской земли Сейдяк-хан, родной племянник хана Едигера, и он примерно посчитается с шелудивым псом Кучумом, не по праву захватившему чужой улус, ибо Кашлык всегда был Тайбугинским, и всегда у нас было много мяса и араки, всегда нас ласкали наши жёны и уважали наши сородичи… Пока не пришёл пёс Кучум. Ну да теперь недолго ему осталось! Сейдяк уже совсем близко, да вы только посмотрите туда!
И он указал на ту сторону Иртыша, на летние жилища Вагай-аула. А там и в самом деле всё было уже совсем по-другому, прежнего покоя и в помине не было, а поднялась какая-то суета, люди бегали между юртами и что-то кричали.
– Глупцы! – сердито продолжал старик. – Они собираются бежать. Они страшатся одного имени Сейдяка, они не знают другой жизни. А я знаю! Я прекрасно помню, как славно мы жили при Едигере, и поэтому никуда не бегу. Я всё помню, что было когда-то… А вот недавнее совсем в голове не держится.
