— У вашего кабинета дверь неплотно закрывается… — заметил капитан.
— А, вы об этой стычке! — догадалась учительница. — Ничего необычного, подростки…
— Скажите, покойная Анастасия Николаевна вам нравилась? — неожиданно спросил Крюков.
Марина Ивановна напряглась.
— О мертвых, как говорится, либо хорошо, либо ничего… Но, отвечая на ваш вопрос… Я ее не любила.
— Чтобы любить человека, о нем ничего знать не требуется, — заметил Крюков. — А вот для неприязни обычно есть веские причины.
— И они у меня, разумеется, были, — сказала Марина Ивановна. — Только это личное и не имеет к делу никакого отношения.
Голос ее при этом дрожал, и она была на грани истерики.
— А ведь вы на грани истерики, Марина Ивановна, — сказал капитан. — Подумайте: может быть, стоит быть со мной откровеннее?
После чего вручил учительнице биологии забавный цветочный горшочек, сделанный из пластиковой бутылки — он мастерил его во время разговора.
…Между тем Ира Шорина, расставшись с участковым, не пошла ни в какой медкабинет. Вместо этого она выбежала в школьный двор и отбежала за угол, где ее никто не мог услышать. Достала телефон, набрала нужный номер и, когда ее соединили, взволнованно заговорила:
— Привет! Я знаю, что ты занят, я просто хотела сказать… Он роет! Спрашивает у всех про тебя. Что мне делать?
Выслушав ответ, она слегка успокоилась и поспешила назад, в школу, где в коридоре на втором этаже одиннадцатый класс устроил небольшое совещание. Все обступили Марата. Барковский допытывался:
— И что ты ему сказал?
— Да ничего, — отвечал Марат. — Сказал, что они с отчимом живут, и свалил.
— Мы же договорились, что поодиночке с полицией не общаемся, — напомнила Суворова.
Обернулась к Мелковой:
— Как там, Аньк? Помнишь, ты говорила? Что-то про присутствие законного представителя при допросе несовершеннолетнего?
Мелкова кивнула:
— Я уточнила. Это только если в суде. Порядок опроса несовершеннолетних при оперативных мероприятиях никак не регламентируется.
— Вот засада… — произнес Худяков.
— А в чем проблема? — поинтересовалась Палий. — Почему нельзя говорить с полицией? Мы все знаем, что надо говорить и что не надо. Не маленькие.
— Могу повторить, в чем проблема, — объяснил Барковский. — Полиция в любом случае ищет виноватого. Даже если никто не виноват. А кто ищет — тот всегда найдет. Кто-то что-то ляпнет, не подумав, кто-то решит пооткровенничать… И кончится это тем, что кого-то из нас обязательно обвинят.
— Да в чем? — не могла понять Белодедова.
Внезапно ей решил ответить Юров:
— В убийстве.
Все замерли. В тишине раздался резкий смех Белодедовой.
— Псих! Но… Если меня обвинят в убийстве, я все расскажу!
Барковский взглянул на нее так, что Марат поспешил встать рядом и заслонить девушку собой.
— Ладно, — сказал Барковский уже спокойнее. — Я знаю, что делать.
Все разошлись. Суворова и Мелкова направились в женский туалет — лучшее место, где можно было спокойно пообщаться. Суворова кивнула на запястье подруги, на котором виднелся здоровенный синяк, спросила:
— За что на этот раз?
— За платье, — объяснила Мелкова. — Я в школу пошла, а он у подъезда стоит, ждет, в чем я выйду.
— Что за платье?
— Ну, то, красное, с вырезом. Прикинь: взял его вот так и разорвал. На улице, при всех.
— Вот урод! Почему ты не хочешь с Барком поговорить?
— Боюсь, — объяснила Мелкова.
— За Барка?
— Ты что, дура? За отца, конечно.
Глава 4
И снова Крюков сидел в кабинете информатики за стеклом и следил за лицами одиннадцатиклассников. Впрочем, лица у них на этот раз были сугубо деловые, сосредоточенные на какой-то рутине.
— Что-то они скучнее, чем в прошлый раз, — заметил он Лапикову. — Игра эта… «Спарта»… разонравилась, что ли?
— Они в нее больше не играют, слава богу, — ответил Лапиков. — Готовятся к проверочной работе.
— Почему «слава богу»?
— Потому что мне эта игра никогда не нравилась.
— Зачем же вы разрешили ее установить?
— Покойный директор настоял, — объяснил преподаватель. — К тому же за то, что мы ее тестировали, производитель игры полностью обновил нам парк компьютеров.
— Надо же! Так расскажите подробнее об игре.
Но тут лежавший на столе, рядом с Крюковым, телефон Лапикова завибрировал, на экране возникла надпись: «Новое сообщение. Марина. Ты меня игнорируешь??!!» Лапиков поспешно схватил смартфон и засунул его в карман.
— Я расскажу… попозже… — пообещал он. — Извините, мне надо… к ученикам…
Вышел в класс и оттуда испуганно обернулся на Крюкова…
…Худяков, Юров и Довженко вместе вышли из школы. Худяков на ходу продолжил важный для него разговор:
— Макс, ну чё ты? Я вот не обижаюсь, за дело получил. И не дуйся ты на Барка, все на нервах щас…
Юров не стал отвечать, вместо этого заговорил о другом:
— Чего это вы в «Спарту» перестали рубиться?
— Барк сказал: пока полиция в школе, лучше переждать, — объяснил Худяков.
— Вы без него скоро уже и поссать сходить не сможете… — усмехнулся Юров.
Тут они обогнали Олесю Палий. Она окликнула:
— Гоша!
Но Довженко не ответил, даже не обернулся. А Худяков прокомментировал:
— Мой бог, твоя несправедливость сжимает сердце! Неразделенная любовь!
Видимо, такая судьбы была у Худякова в этот день — получать за свой длинный язык. Палий внезапно подскочила и отвесила ему оплеуху такой силы, что он отлетел на пару метров. А Палий убежала.
За этой сценой из окна директорского кабинета наблюдал Крюков. Понаблюдав, повернулся к директору и спросил:
— Значит, самый дружный класс в школе?
— Безусловно! И самый активный! — с жаром подтвердила Царева. — Они сами себе установили запрет на пользование телефонами на уроках! Написали письмо покойному директору с требованием изменить меню в школьном буфете! Попросили убрать весь фастфуд и оставить только здоровое питание: салаты, свежевыжатые соки. Представляете? И, кстати, по вашей части: за последние месяцы резко изменилась ситуация с алкоголем — ни одного случая употребления. О наркотиках я вообще не говорю. А все почему? Потому что одиннадцатый класс на общешкольном собрании высказался очень твердо. Выступал Миша Барковский и предупредил, что они сами будут выявлять нарушителей и передавать их полиции. Представляете?
